Она сказала это достаточно мрачно, так что я не усомнился в искренности ее последнего высказывания. Иногда мне не удавалось правильно истолковать ее поступки и понять все оттенки настроения, разнообразные и противоречивые, часто непоследовательные. Слова звучали вполне убедительно, но складывалось впечатление, что все в целом выглядит несколько наигранно.

Она рассказала мне, что после многих лет занятий интенсивной психотерапией она до сих пор ходит к психологу, чтобы быть в форме.

Я остановился на том, как Адриана стала вдовой в первый раз. Трагедия тридцатидевятилетней женщины, волевой, нервной, жадной до жизни и благополучия, которая в 1975 году, без всякого предупреждения, остается без мужчины. Это не входило в планы Адрианы. Нет, и еще раз нет!

Продлилось это недолго. Появился Лучано, бухгалтер покойного мужа, у которого были проблемы с женой, несмотря на двух маленьких и горячо любимых дочек. Будучи человеком честолюбивым, он занял место Раффаэле, надеясь извлечь из этого выгоду.

Италия конца 70-х. Участок за кольцевой на окраине города, который внезапно начинает застраиваться благодаря политическим амбициям двух партий, продолжавших противостояние, как если бы времена Пеппоне и Дона Камилло[17] не кончились. У Андрианы было немного денег, вырученных от продажи квартиры-студии мужа, единственного, чем она в тот момент обладала. У Лучано, бухгалтера, был один знакомый директор банка. Это был кратчайший путь к тому, чтобы занять недостающую сумму и построить дом в двадцать квартир на только что выделенной под застройку земле. Адриана могла позволить себе пойти на риск, ведь за ней сохранялась зарплата сотрудницы палаты депутатов, а это была традиционно хорошо оплачиваемая должность. Лучано внушал ей уверенность. Он был по-своему галантен. Немного грубоват. Но эта грубоватость придавала ему мужественности. Этого никогда не было в мягком Раффаэле. И это помогало ей почувствовать себя настоящей женщиной и давало ощущение, что ее уважают. Вечером после подписания контракта они сидят в машине рядом с домом Адрианы. Смеются, атмосфера непринужденная. Адриана позволяет Лучано дать ей прикурить. С тех пор как Раффаэле умер, после дней глубочайшего горя, она ходит в черном, будто стыдится чего-то… прошло только восемнадцать месяцев, а каким далеким все это казалось. И вот пришло лето, стекла машины опущены, кругом царит невыносимая римская духота. Адриане пора идти, ее ждут малышка и няня, но ей не хочется уходить. У нее инстинктивное желание не двигаться с места. И Лучано это подмечает. Он приближается к ней. Его большая рука, до этого покоившаяся на коробке передач новенькой красной «Альфетты», доставшейся в наследство от недавно умершей тети, приближается к коленке Адрианы. Она отодвигается и мгновенно приходит в себя из того расслабленного состояния, в которое попала под влиянием жары и дыма. Она чувствует, что пока ее роль – вдова хозяина.

Адриана расценила движение мужчины как приглашение к переговорам. Ты меня хочешь? Ну что ж, давай поговорим. Мне нужен мужчина, это так, но не для секса, как ты полагаешь, а для того, чтобы я снова могла жить, общаться с людьми, снять наконец этот ужасный вдовий наряд. Все это возможно. Но тебе нужно на мне жениться. Так Адриана передвинула линию фронта. Вдобавок к застраиваемой земле в пригороде, она выставила перед Лучано свои условия. Только так, создав новую семью, она могла обрести место в обществе – рядом с сестрой-моралисткой и дочерью, но не с друзьями, бесследно исчезнувшими после смерти мужа. Она думала, что Марина еще маленькая и что потом она все поймет. Он считала, что ее раннее превращение во вдову было некой общественной миссией, она должна как можно скорее вернуться в общество, а для этого ей нужен статус замужней женщины. В душе она по-своему заботилась о Марине. Стараясь компенсировать ее боль из-за потери отца, она поступила не как другие матери, начинающие с утроенными силами заботиться о ребенке. Она постаралась воссоздать подобие семьи и добиться общественного признания. Здраво поразмыслив, она огляделась по сторонам и подумала, что Лучано – единственный, кто теоретически в состоянии позаботиться об одинокой женщине с ребенком, и, чтобы реализовать этот проект, она была готова отдать ему свое тело, ну и голову, конечно, – но только не полностью. Лучано был не идеальным, но вполне полезным инструментом, с помощью которого она могла снова обрести хотя бы часть того, что потеряла.

Так и получилось. Лучано попал в сеть. К этому времени он уже уходил от жены, но под давлением семьи и друзей вернулся обратно ради любимых дочерей. Однако без особого успеха. Адриана же могла сыграть роль своего рода визитной карточки для продвижения по социальной лестнице. Он не показывал свою неудовлетворенность, работая на Раффаэле и других, обиду на всех этих увенчанных лаврами людей, с сомнением взиравших на его диплом бухгалтера, который для парня из Паломбара Сабина[18] уже был серьезным достижением. Рим всегда жестоко обходился с теми, кто происходит из крестьянской семьи, без связей и знакомств дальше приходского священника. Но он знал, что у него все получится. Он постоянно внушал себе это и отлично осознавал, что все эти ученые господа только и могут, что морды кривить, а я умею делать свою работу, и им без меня с места не сдвинуться! Адриана казалась идеальным дополнением к его плану. С ней он мог за один шаг получить такой статус в обществе, что это стоило отдаления от детей. Глядя на отношения Адрианы с Мариной, он сделал вывод, что может, так будет и лучше. Он решил, что детям лучше иметь далекого папу, но который сможет их хорошо обеспечить. Папу, которого они, может, и будут ненавидеть, но благодаря его успеху и деньгам в Паломбара Сабина скажут, что он добился в жизни кое-чего.

Наконец, в Италии разрешили развод, прошли пять лет, предусмотренные первым вариантом закона. Он сумел найти доводы, чтобы развестись. У него были друзья в суде, за имуществом которых он присматривал, не беря за это денег. Взамен он попросил дать ему развод – быстро и без проблем.

Шесть месяцев спустя, не приглашая родственников, в присутствии двух друзей-свидетелей, они стали мужем и женой.

Меня там не было, я была у тети Анны, сестры моей матери. Я не могла пересилить себя и участвовать в этом фарсе, я еще помнила отца в нашем доме, мне кажется, что мать до сих пор не поняла, что она со мной сделала… до сих пор не поняла… Когда Марина произносила это, выражение ее лица внезапно изменилось, на нем появилась гримаса боли, которую я никогда у нее не видел, она зажмурила глаза на какое-то невыносимо длинное мгновение и сказала: Боже, Андреа, как же я его ненавидела, видеть не могла, меня от него тошнило.

Вот так и закончился рассказ о ее детстве. Напряжение было почти осязаемым. Возможно, она сама хотела открыться передо мной, а я позволил ей это сделать, не подумав о том, что мы не совпадаем в своих целях: мое болезненное любопытство, голод до жизней, прожитых менее банально, чем моя, она приняла за глубочайшее понимание и даже проявление любви. Моя готовность слушать и ее необходимость излить душу – вот вам идеальная смесь для роковой ошибки.

Я ненавидела и всячески отталкивала его, а на самом деле он был добрый, никогда не бил меня, хотя я постоянно его провоцировала презрительным взглядом и язвительными репликами.

Она продолжала все громче:

– Я не берегла его, я сталкивала их с матерью, я ставила ее перед выбором я или он, именно поэтому в первые месяцы их брака я продолжала жить у тетушки Анны. У нее не было детей, и она стала для меня как вторая мама, да и, честно говоря, я любила ее гораздо больше чем собственную мать. Она поддерживала меня, с ней я чувствовала себя в безопасности, и мне казалось, что этим я могу навредить их браку, а это стоило любой жертвы, но даже если бы мне было плохо у тети, я бы все равно от нее не ушла… но это не помогло, и мне пришлось вернуться к ней. Знаешь, Андреа, – под конец сказала она, растягивая «р» в моем имени, – я до сих пор не могу спокойно думать о той малышке, какой я была…