Шрифт:
Бенедетта не исчезла из моей жизни: она названивала мне как сумасшедшая все утро, пока я был еще у Марины, чтобы спросить, могу ли я как-то помочь ей отвезти ящик оливкового масла из загородного дома как жест благодарности ее профессору международного права. Обрадованный тем, что в моей жизни появилась Марина и стремясь избавиться наконец от постоянного чувства вины, я ответил Бенедетте, что не знаю, чем ей помочь. Бенедетта в ответ заскулила, как раненый зверь, ненавидящий этот жестокий мир, о существовании которого она в своем правильном детстве и юности даже подумать не могла.
Эти смешанные мысли и воспоминания стучали в моей голове в то утро, когда Марина, бравируя показным безразличием к моему телефонному разговору с Бенедеттой, продолжала рассказывать мне про Марианну, про ее лесбийскую историю. Про ее странного брата, который любит заявляться непрошенным гостем на все передачи. У него длинные густые черные волосы и ожерелье из презервативов, и он любит кричать, что объявляет Ватикану войну. И вот, в этом состоянии светлой меланхолии, я почувствовал неудержимое и сильнейшее желание порвать с прошлым, и это желание было точно связано с Мариной, ее энтузиазмом и желанием быть обыкновенной. Она казалась мне человеком, лишенным психологических заворотов, она просто любила все красивое, ее мучительные, но результативные усилия удерживать вместе круг ее друзей, ее спасательный круг от одиночества, то, что она предложила мне пойти этой легкой дорогой – все это влекло меня, даже если я и не отдавал себе в этом отчета. Я сравнивал этот путь со сложной дорогой, пройденной в учебе-работе вместе с Бенедеттой, с еще возможным вариантом наладить серьезные отношения с Мартой – и все это казалось мне тусклым, бесцветным и непривлекательным. Может, тогда-то я все и решил? Может, именно тогда у меня исчезли даже намеки на сопротивление и я с ошеломляющей легкостью соскользнул в мягкие и ритмичные объятия медленного танца, отвечая на желание Марины?
7
– Мне у тебя хорошо.
– Серьезно?
– У тебя уютно, этот дом показывает твою суть, кажется частью тебя… соответствует твоему вкусу.
– Это подарок моей матери. Правда, мне пришлось немного надавить на нее: я попросила его как условие моего возвращения из Милана – наверное, она боялась, что иначе я не вернусь, и поэтому ее легко было убедить.
Соперничество, подчинение, обожание, ненависть или притворная нетерпимость – какими были их отношения на самом деле? Когда Марина начинала говорить о матери, у нее как будто бы открывалось второе дыхание, неведомые силы оживляли ее. По рассказам Марины, ее мать – женщина властная, активная, одаренная, умная и, разумеется, очень, очень богатая. Когда о ней впервые зашла речь – тогда, в первый вечер, в ее словах звучала дочерняя гордость за мамин дом, – Марина стремилась подчеркнуть финансовое благополучие, которым, должно быть, обладала эта женщина. Говоря о своей квартире, Марина не удержалась от того, чтобы не подчеркнуть, что ее жилище может показаться очень маленьким по сравнению с тремя сотнями метров, на которых жила ее мать – буквально через несколько домов, на той же самой улице.
Затрагивая тему полной приключений личной жизни Адрианы, она не скрывала своего восхищения женщиной, которая в семьдесят лет была в третий раз замужем за человеком на несколько лет младше ее. В третий, да, именно в третий раз она вышла замуж чуть меньше года назад, и Маринино запутанное сознание до сих пор продолжало анализировать этот факт. Размышляя об этом, она невольно выдавала в себе черты, унаследованные от матери.
Адриана, – с напыщенной гордостью рассказывала она, – оставалась вдовой дважды, причем первый муж, отец Марины, умер, когда дочери было девять лет. Раффаэле Начеди, молодой, вполне успешный адвокат из Рима времен «Сладкой жизни»[15], был сыном от первого брака «отца-основателя» их семейства, родом из Кампобассо.[16]
Перебравшись в Неаполь, старик сколотил состояние, занимаясь строительными аферами, а потом, в лучших традициях патриархальной Италии, переключился на политику, за короткое время добравшись до кресла мэра областного центра. Раффаэле учился в Риме. После того как старик потерял жену, он женился на собственной золовке, сестре покойной жены, которая была много моложе его и с которой у него уже долгое время был роман, и последняя родила ему еще пятерых детей подряд, которые прибавились к трем от первого брака. Троицу, к которой принадлежал Раффаэле, медленно, но верно отдаляли от отцовского сердца, пока молодая тетушка-мачеха потихоньку прибирала к рукам все семейное имущество. После смерти старика отец Марины и два других брата от первого брака Начеди были лишены всех привилегий и решительно отделены от молодых братьев. Адриана ненавидела родственников мужа. Когда старик-отец умер, она уже была женой Раффаэле. Адриана создала все условия, чтобы Раффаэле было абсолютно невозможно общаться с «братьями-предателями». Страстная и в то же время расчетливая, она произнесла фразу, которую каждая пилящая мужа жена рано или поздно начинает повторять и которая звучит приблизительно одинаково – или я или они. После глубокого вздоха, с полными боли глазами, все говорится драматическим и слегка дрожащим голосом, – и лучше бы тебе выбрать меня, ведь я единственная буду рядом с тобой… что бы ни случилось.
Муж, будучи человеком кротким и неконфликтным по своей натуре, сразу же сдался, но не без побочных эффектов. Марина считала, что у него начался серьезный психологический кризис. Разочарованный поведением своей семьи, которая оставила его без средств, на которые он всегда рассчитывал, он впал в отчаяние от одиночества и оказался в полной психологической зависимости от жены. Адриана осталась с ним и, по мнению Марины, постоянно пыталась вытащить его из депрессии, но она, видимо, убила в нем само желание жить.
Несмотря на это, его приняли в коллегию адвокатов автомобильной фирмы «Ланча», которая тогда еще не была частью всемогущего «Фиата». Помог один неаполитанский депутат, старый друг его отца. Но это продолжалось недолго, и Марина стала свидетелем ужасной смерти отца.
Но это уже совсем другая история, и пока Марина со слезами на глазах рассказывает мне о браке своих родителей (подозреваю, что некоторые подробности были опущены), зазвонил мой телефон. И это в тот момент, когда Марина решила переместиться на кровати ближе ко мне, и мы в порыве непрекращающейся страсти этих первых недель снова начинаем заниматься любовью. Ирония судьбы заключалась в том, что в этот субботний день именно я был одним из трех служащих, которым звонили в случае необходимости, поэтому я не мог не ответить на этот звонок, звонок Марты.
Я был потрясен тем чувством удовлетворения, которое испытал, услышав ее голос и узнав ее особенную манеру – ироничную и ехидную, и ее римский акцент. Наконец-то она искала меня, а я в этот момент находился одновременно и далеко и так близко от ее, Мартиной, спальни, где я был и мечтал остаться навсегда ее мужчиной.
Но все изменилось. Меня прежнего больше не было. А у Марты внезапно взыграла гордость за то, что она все равно была первой среди моих женщин. И если в моей жизни появилась другая, то Марта была готова принять вызов и испепелить соперницу, победив на всех фронтах. Но все пошло немного не так. Просто-напросто я не купился на ее вызов. Мне удалось каким-то образом выскользнул из ее сетей.