Лишенный души Голем был более чем осязаем, поскольку незаменим, но живыми оставались те, кто его обслуживал. Не так уж редко ей хотелось, чтобы всемирная паутина исчезла и люди вернулись к природе, друг другу, к себе. Они бы снова тратили кучу времени на поиск информации, ходили бы в библиотеки, читали вдумчиво, а не по диагонали; судачили бы в продуктовых, обменивались рецептами «по секрету», грудились кучками у огня — хоть костра, хоть камина, хоть у обычной кухонной плиты; делились бы радостями и горестями, пели песни. Насколько же больше в мире снова стало бы простого человеческого счастья!

С другой стороны — исчезни паутина, всю информацию, полученную в последние дни, пришлось бы добывать неделями, а то и месяцами. Не обнаружилась бы связь Веры с Серегой, и той же Матросовой не для кого бы было записывать свои передачи.

Устройство мира парадоксально.

Вечность — мудра.

За это и нужно цепляться.

Старики любят приговаривать: «На все воля Божья», — молодые их не слушают, молодые не понимают вес этих слов.

Молодым надо идти.

Занимаясь любимым — размышляя, Самоварова не заметила, что уже едет с Лаврушей в такси.

Когда машина завернула в переулок возле Белого дома, Варвара Сергеевна ничего не почувствовала — вчерашнее лихорадившее волнение осталось ушедшему дню.

Это был обычный городской переулок, в котором основательно, как крепенький бодрящийся старик, стоял сталинской эпохи дом с большим и чистым, в этот час неулыбчивым двором под хмурым московским небом.

Пережитое и разворошенное казалось почти нереальным.

Оно осталось там, где ему и положено, — в законченной отточием главе ее собственной книги.

Матросова встретила подругу c радостью. С порога вывалила поток информации о причине задержки монтажа. Беззлобно, но от души обзывала помощников «конями тряпочными» и «промокашками безмозглыми», но факт оставался фактом: собранное в единое полотно интервью с нарезками и музыкой ожидалось не ранее вечера.

Разуваться Самоварова отказалась и, оставив чемодан в прихожей подруги, отправились на прогулку.

На Вике было пестрое шерстяное пальто — «подарок сына», похвасталась она. Носить такое Варвара Сергеевна бы не рискнула, слишком ярко и смело, но на матроне обнова выглядела хорошо, подчеркивая ее индивидуальность и стать.

Выгуляв пса, подруги пошли в кафе. Заведение в этот час было почти пустым, и служащие согласились впустить посетительниц с собакой.

Разговор о злободневном — здоровье — незаметно превратился в философский, затрагивавший психологию.

— Я, Варя, выучилась на врача и долгие работы работала врачом.

Ты думаешь, я не понимала, что мы часто вовсе не то и вовсе не тем лечим? Большинство из нас, увы, протокольщики. У человека появляется нечто, у чего есть симптомы. И это нечто необходимо уложить в уже известное заболевание и назначить от него лечение.

— Разве это плохо? Человечество давно научилось изучать как свое настоящее, так и свою прапамять, научилось систематизировать, а с появлением письменности и развитием грамотности передавать накопленный опыт следующим поколениям.

— Само по себе это прекрасно, это и необходимо. В том числе прогресс в диагностике. Но ты не понимаешь мою мысль.

— Отчего же? — улыбалась Варвара Сергеевна, поглаживая рыжую морду под столом. — Понимаю, но хочу услышать в твоей интерпретации.

— Мы давно убежали от частного к общему. Деревенский лекарь или та же пресловутая бабка-знахарка работали с энергетическим полем конкретного человека, видели то, что сейчас называют «тонкий план». Поскольку люди чаще жили в больших семьях, а лекари чаще были оседлыми, они выполняли еще и работу психолога и, исцеляя человека кровопусканием или снадобьями, не забывали прямо или косвенно указать больному на ментальное происхождение его недуга.

— И сейчас такие есть.

— Тех, которые реально помогают, днем с огнем не сыщешь. Такие не дают рекламу и не сидят в интернете — защищают уже свой тонкий план от информационной помойки.

Вспомнив про волшебную старушку Наталью Ивановну из деревни Рубаново, Самоварова кивнула.

— Так вот, систематизировав общее, мы далеко ушли от частного.

— А мне казалось, что в наше время только ленивый не мусолит напоказ свою проблему и тем самым быстро находит в Сети сопричастных. Так частное становится общим.

— Верно. В этом парадокс. Взять ту же модель потребностей индивида, которую вывел Маслоу. Ее создатель сумел уложить всем известное в простую понятную схему. Человеку, обитающему на первой ее ступени, на той, где про выживание, некогда размышлять, по какой причине он любит свою жену по ночам — ради удовлетворения физических потребностей или оттого, что видит в жене свою неповторимую «вторую половинку», воспетую в веках, или он воспроизводит новую рабочую силу… Там, где любовь истинна, — там и мысли о вечном, через потребность сначала в сострадании, затем — в созидании. Но об этом начинают размышлять, достигнув желаемого материального уровня. В большинстве случаев это про машину-квартиру-шубу, достойное обучение ребенка и качественную медицину.