— Шутишь так? — то ли хихикнула, то ли ахнула дочь.

— Шучу конечно! — весело ответила Варвара Сергеевна. — Cтолица не дает ни на минуту расслабиться! Два раза в театр ходила. По бульварам гуляла, с интересными людьми познакомилась.

Пока росла Анька, у Самоваровой в жизни существовала только она, работа и Никитин, и дочь привыкла к тому, что у матери из личных интересов — книги да единственная, волею случая повстречавшаяся на середине жизненного пути подруга — подполковник Лариса Калинина.

А вот к ней обновленной, будто проснувшейся для жизни в разгаре романа с Валерой, живой и коммуникабельной, любопытной и легкой на подъем, дочь так до сих пор и не привыкла.

Порой наши защитные маски живут дольше, чем мы. И стоит посметь маску сдернуть — жди бури, хорошо, если она произойдет в житейском «стакане».

— Ну ладно… Не шали там. Доктор твой когда со своей конференции вернется? — в голосе мелькнули ревнивые нотки.

С Валерой Анька сошлась на удивление легко. Конечно, не обошлось без его профессионализма: знаток «человеческих душ» быстро подобрал нужный ключик к избалованной, склонной к пустым истерикам женщине, и они почти сразу стали хорошими друзьями.

— В воскресенье.

— Ничего… Переживет денек-другой без тебя, — добавила дочь явно для того, чтобы не портить столь редкую тональность их разговора.

— Я тоже так думаю! — и Самоварова, опасаясь, что накатанная годами «вредность» одной из них по отношению к другой в любой момент выскочит в случайном слове, решила на этой ноте закруглить разговор.

— Я напишу тебе, доча, вечерком.

— Фоток кинь столичных. Волкодав твой с тобой? — не отставала Анька.

— А где же ему быть? Целую, Лину поцелуй за меня.

— Возвращайся. Тоскливо здесь по вечерам, Олега постоянно нет. Темнеет рано, холодно. А по театрам мне некогда.

«Началось…»

В Аньке, пережившей до Олега многое — бегство отца, головокружительные и скоропалительные романы, неизбежно приводившие к горечи расставаний, болезнь матери, для которой она превратилась не то в сиделку, не то в тюремщика, удивительным образом сохранилась «детская вредность» мышления, постоянно выдававшая себя в такого рода фразах.

— Когда ты была в возрасте Лины, мне тоже было по театрам некогда, — не сдержалась Варвара Сергеевна. — Я напишу тебе вечером, — не дав дочери ответить, ласково добавила Варвара Сергеевна. — Я так рада, что ты позвонила! — и нажала отбой.

Лаврентий, хоть и предвидел новую мучительную дорогу в машине, сидел с довольной мордой.

Таксист, везший друзей обратно до Москвы, попался молчаливый.

Пёс, немного повозившись в начале пути, наконец пристроился в ногах и прикорнул.

Первым делом, едва на телефоне установился сносный интернет, Варвара Сергеевна полезла в соцести. В одной из них, недавно набравшей популярность в связи с запретом конкурирующей, нашлась одна лишь Самоварова Вера — студентка двадцати лет. Варвара Сергеевна прошлась по ее паблику. Из интересов: тренировки на укрепление ягодиц и пресса, макияж, что-то из музыки. Нет, это не явно не «та» Вера, да и возраст пучеглазой, неприлично большеротой красавицы был слишком юн.

В телеге тоже ничего — какой-то освещавший все понемногу канал со странным названием «СамовароваStyle», с редкими фото его владелицы, не подпадавшей под описание «пацанки».

Оставалось подключиться через випиэн к запрещенным соцсетям.

Проторчав там почти битый час, Самоварова не нашла никого, кто хоть как-то — по возрасту, внешности, сочетанию имени и фамилии соответствовал бы женщине, которую она ищет.

Поставив в поисковике в различных сочетаниях ключевые слова: «захоронение», «Рубаново», «поиск корней», «Егор Константинович Самоваров», «поэт Вера Самоварова» — она также не получила ни одной ведущей к этой запутанной истории ссылки.

Оставалось надеяться на Никитина и ждать информации от него. Зайдя в ватсап, она написала ему:

«Пробей еще, пожалуйста, Ларису Федоровну Кропоткину. Родилась в двадцатые годы. Скорее всего в Рубанове».

Минут через пять прилетело сдержанное «ок».

— Ну все… Выдыхай, пока, бобер, — хозяйка, заметив, что они уже въехали на окружную дорогу, потрепала Лаврентия по голове.

Ему совсем не хотелось оставаться в столице.

Без связи с Лапушкой жизнь казалась стылой, как эти бесконечные лужи на обочинах дорог. Но он должен был нести свою службу — черный всадник никуда не исчез. Сидя в своем убежище, он продумывал очередной план, как покалечить или даже уничтожить его хозяйку.

Проснувшись утром, Варвара Сергеевна уцепилась за первую пришедшую ей в голову мысль. Вчера, в суматохе событий, находясь во власти поступившей за последние два дня информации, ей почему-то не пришло на ум, что у родителей, а конкретно у отца, возможно, живы друзья.

Если рассуждать здраво, отец не мог не знать (или хотя бы догадываться), что у деда был еще ребенок. И хотя Сергей не пошел по стопам Егора, не стал военным, а дед не разделял восторги сына по поводу происходивших в стране «перестроечных» перемен, они до последнего дня жизни деда оставались близки.