— Не помню, милая… Тихо они жили, а меня здесь тогда почти не было. Мать моя, думаю, говорила, но мне помнить-то было ни к чему.

— Надя?

— Может, и Надя.

— Остался здесь кто-нибудь еще, кто помнит семью Кропоткиных?

— Нет, дочка, не думаю… Девочка та уехала, поступила не то в техникум, не то еще куда, а вскоре Лариска наша померла.

— Сколько было лет Ларисе, когда она умерла?

Наталья Ивановна крепко задумалась.

— Под сорок ей было, когда девчонку удочерила, вот и считай…

— Получается, около шестидесяти.

Наталья Ивановна неопределенно кивнула.

Было видно, что она, совсем уже старенькая, смиренно доживавшая остаток земных дней, устала копошиться перегруженной жизнью памяти.

Пытаясь ненароком не солгать, не слишком доверяла своим же воспоминаниям.

Без особого аппетита впихнув в себя яичницу и запив ее чашкой крепкого индийского чая, Самоварова, от души поблагодарив за гостеприимство, стала прощаться.

В прихожей оставила пятитысячную купюру, незаметно положив ее на крошечную полочку, под связку ключей.

— Езжай, дочка, с Богом. Приберусь немного, поковыляю к себе в сторожку, — и старушка на прощанье перекрестила, стоя в дверях, нежданную гостью.

Лаврентий, набегавшийся вволю по участку, выглядел довольным, к тому же Наталья Ивановна выдала ему спозаранку здоровенную кость из кастрюли со щами. Еще, накануне вечером, хозяйка подарила Варваре Сергеевне, в спешке оставившей свой теплый шарф в чемодане в гостиничном номере, новенький пуховый платок.

«Лежит без дела в шкафу. Я к своему старью привыкла, мне, дочка, не надо. Правнучка все модничает, а тебе сегодня пригодится».

День обещал быть холодным.

Осень, на прощанье щедро раскидав все свои краски по листьям, пропитала землю предзимней сыростью, и здесь, в деревне это ощущалось гораздо острее, чем в городе. Хрустальная корочка льда уже лежала на лужах, еще вчера плескавших в себе последние теплые лучики ныне холодного солнца.

Повязав платок поверх куртки и укутав в него шею и подбородок в ожидании такси, Варвара Сергеевна пыталась выстроить только что вскрывшиеся, хотя и весьма примерные факты в мало-мальски логичный рисунок.

Первым делом им нужно было попасть на новое кладбище, где, по расчетам Варвары Сергеевны, заказала памятник загадочная родственница.

В администрации встретили более чем сдержанно.

Смущал Лаврентий, хоть и стоявший в дверях у ног хозяйки, но нахально всматривавшийся в обстановку: три офисных стола в один ряд с небольшими проходами между ними, венки и образцы гранита для памятников по углам, негромко игравшее что-то из современного то ли радио, то ли запрятанная где-то колонка и двое хмурых служащих на своих рабочих местах.

Пожилой сотрудник, который, судя по неприветливому взгляду, побаивался собак, почти сразу, зажав ухом мобильный, ушел в одну из комнат, расположенных в глубине небольшого здания.

Оставшийся, молоденький, как только вышел старший коллега, моментально подобрел в лице и признался, что он — «собачник».

— Вы только с ним сюда не заходите, а то Петрович вонять начнет. — Чернявенький говорил с южнорусским акцентом. — С собаками сюда даже заходить не положено, — обернувшись назад, развел руками он. — Охранник на входе сегодня старый, сонный, другой бы и на территорию не пустил. Как тебя, чудо, зовут? — ласково глядя на пса, парень живо поднялся со стула.

«Вот уж поистине мир делится на любителей чая или кофе, водки или вина, сигарет или сладостей, собак или кошек».

— Лаврентий. Но на всякий случай не надо его гладить, — памятуя о вчерашнем нападении в парке, предупредила хозяйка, опасаясь, что испытавший стресс питомец будет проявлять агрессию к любому приблизившемуся к ним мужчине.

— Да ладно! Собаки — наше всё.

Лаврентий снисходительно вильнул хвостом и важно уселся на пороге.

— А ваш явно ученый.

— Есть немного. И все же, прошу вас, не надо его гладить. Вчера напал на нас один в парке, ни с того, ни с сего. Боюсь, у собаки травма.

Парень послушался и, вернувшись к рабочему столу, продолжал разглядывать Лаврентия. Рыжий хитрец, приоткрыв пасть, довольно улыбался.

— Постараюсь быть краткой, хотя дело, по которому я приехала сюда из Питера, — подчеркнула Варвара Сергеевна, — непростое. Поможете?

— Чем могу.

— Вы знаете деревеньку Рубаново? Она в двадцати километрах отсюда.

— Слышал, конечно. Но сам не был. Я здесь, в городе, пока у тетки живу. Учусь на заочном в Московском институте туризма, — важно объяснял парень, — а здесь, в конторе, подрабатываю.