Шрифт:
Сергей мотался в Сестрорецк не реже, чем раз в неделю, несмотря на сопротивление Егора Константиновича, упрямо помогал, чем мог, и, насколько помнила Варя, действительно любил отца.
Сложно представить, чтобы такой честный и принципиальный человек, как дед, рисковавший своей карьерой ради людей, мог скрыть от своего единственного сына, что у того есть единокровная сестра. Возможно, Егор Константинович даже о чем-то сына перед смертью просил, например, не упускать из виду Надежду, родная кровь все-таки…
Зато Варвара Сергеевна легко могла представить, что отец скрыл эту тайну от своей жены, Вариной матери.
В голове промелькнул ее образ…
Она понимала отца — Людмила, или как ее ласково называл отец, «Милусончик», была до последних дней во многих суждениях и взглядах категорична (это Варя не раз испытывала на собственной шкуре!), а также ревностно относилась ко всему, что считала чужим.
Но не поделиться сложившейся в жизни отца ситуацией с близким другом, Сергей, мягкий по натуре человек, не мог. Такой близкий друг существовал. Его звали Валентин Робертович, Валёк — для матери с отцом, для Вари — дядя Валя. Дружили они с отцом с института, затем вместе работали, и дружба их, выдержав все испытания, сохранилась до последних дней Сергея. Первые годы после смерти отца дядя Валя старался не терять Варю из виду.
Пару раз они собирались тесной компанией, в годовщину отцовской смерти — в том же недорогом, возле дома, где жили родители, кафе, где проходили поминки.
Затем она, в силу постоянной занятости, ограничивалась тем, что говорила в этот день с дядей Валей по телефону, — он всегда звонил сам. Но прошло несколько лет, и старый друг, вероятно, в силу возраста, стал черную дату забывать, хотя иногда позванивал тридцать первого декабря, строго в обед, а Варя ему — на Пасху или на Девятое мая, но, увы, далеко не каждый год.
В последний раз она слышала его голос два… нет… три или четыре года назад… Дядя Валя набрал ее тогда без повода, просто чтобы справиться о ее самочувствии и о жизни, и Варя, хоть и была рада слышать голос отцовского друга, отчего-то подумала, что он, уже совсем старенький, периодически обзванивает от скуки всех, кто есть в его телефонной книге.
Подробно расспросив о его самочувствии, она формально предложила ему свою помощь — если что потребуется. В ответ он только хмыкнул и ответил, что делает по утрам зарядку, а ходит не меньше трех километров в день.
Дети его давным-давно выросли, а жена, которую Варя помнила смутно и в общих чертах, лет десять назад умерла…
К счастью, современные мобильные телефоны (хоть какой-то был от них, дорогущих, прок!) сохраняли телефонную книгу и переносили ее в каждый последующий аппарат.
Открыв контакты, она быстро нашла нужный номер.
Писать не стала — он, человек другого поколения, ни разу не писал ей ни на один из мессенджеров, даже если не мог дозвониться.
И только сейчас она с болью поняла: не писал, потому что рассчитывал, что Варенька увидит неотвеченный вызов и перезвонит.
Она перезванивала, но не всегда.
Что поделать — дела…
Звонить немедля из машины заробела — а вдруг его уже нет в живых? Боялась услышать чужой незнакомый голос… Дядя Вале в будущем году, как и отцу, должно было бы исполниться девяносто. Вспомнилась русановская бабуля, которая в свои девяносто пять ежедневно проходила почти те же три километра.
Варвара Сергеевна решила добраться до отеля и в спокойной обстановке, предварительно поужинав и выгуляв пса, набрать вечерком дядю Валю. До отеля, если верить навигатору, оставалось полчаса.
На ватсап прилетело от Матросовой:
«Привет. Будет время, заезжай ко мне завтра. Пишем первый выпуск моей новой передачи. Возможно, тебе будет интересно».
Недолго думая, Самоварова ответила:
«Буду рада. Во сколько и какой адрес?»
Ей было необходимо на что-то отвлечься. Как подсказывал долгий жизненный опыт: отпусти ситуацию, подключатся неведомые силы и, взяв ситуацию под свой незримый контроль, помогут должным образом закончить уже начатый тобой очередной акт жизненной пьесы.
Работала Матросова там же, где и жила — в переулке недалеко от Белого Дома, как указал навигатор Яндекса.
— Ты совсем меня не помнишь, Варя?
Они сидели на грязном от влажных сапог и папиросного пепла дощатом полу и пили шампанское. Он настоял, чтобы она подстелила под себя его телогрейку, а сам уселся на щербатые шаткие доски.
Варя даже не знала, чего опасалась больше, — что что-то снова случится во внешнем мире и в кабинет ворвется Василий или что ей придется признаться себе в почти очевидном: этот измученный жизнью человек, был тот, кого она безуспешно пыталась найти почти во всех своих давно забытых снах.