Необходимость создания отдельного аппарата следствия точно сформулировал знаменитый «важняк» прокуратуры, выкинутый из системы, видимо, за неуправляемость, Николай Волков: «Я предлагал (и многие, не только я) давно уже вывести следственные аппараты из всех правоохранительных органов, из всех структур, из прокуратуры МВД, ФСБ, и так далее. Чтобы… как у нас говорят, чтобы следственный аппарат не был дубиной в руках вот этих вот структур» [138] .

Поэтому участие прокуратуры в предварительном следствии ставит следующие проблемы:

Проблема № 2 — остро необходимо создать единый следственный аппарат, независимый от всех правоприменительных структур как условие профессионализма ведения предварительного следствия.

Проблема № 3 — необходимо защитить конституционные права гражданина — как истца, так и ответчика — на информацию о предварительном следствии: нарушаемые квазизаконно прокуратурой, они затем незаконно нарушаются и милицией, и ФСБ.

Прежде всего, поскольку прокуратура — главная сторона обвинения, это продолжает и развивает обвинительный крен предварительного следствия уже по всему диапазону уголовных дел. Не случайно в правовых государствах прокуратура, как правило, не исполняет одновременно обе функции — участие в следствии и надзор за ним. Подробный анализ данной проблемы имеется в монографии «Судебная власть» под редакцией профессора И. Л. Петрухина [139] , которую можно назвать энциклопедией высокопрофессионального анализа проблем, стоящих перед российским правосудием.

Эту функцию прокуратуры можно назвать юридическим нонсенсом, поскольку в условиях тоталитарного права прокуратуры единолично «казнить и миловать» своих сотрудников она предполагает некую особую сознательность сотрудников прокуратуры в осуждении своих коллег. Законом прокуратуре, в сущности, вменяется в обязанность роль знаменитой унтер-офицерской вдовы, которая «сама себя высекла» — притом, что никто другой не имеет права ее «сечь». Очевидно, что прокуратура, как и любая тоталитарная структура, к этой роли явно не готова — что и доказывает практическая безнаказанность любых, даже самых серьезных нарушений закона ее сотрудниками. Имея надежную законодательную базу для своей защиты в статье 42 Закона о прокуратуре и в ряде других законов и подзаконных актов, прокуратура живет, можно сказать, по принципу «Своих не выдавать!»

Иллюстрации эффективности надзора прокуратуры за следствием и, соответственно, самого следствия многочисленны. Прежде всего, у прокуратуры есть два разных правосудия. Для одних нет наказания за реальные преступления. Это, прежде всего, сотрудники прокуратуры. Так, до сих пор неизвестны результаты дела заместителя прокурора Иркутского района Иркутска Ивана Ильина, 26 июня 2003 года при многочисленных свидетелях жестоко избившего повредившего мячом его окно двенадцатилетнего мальчика [140] . Было закрыто дело петербургской прокуратуры о неуплате налогов при ее ремонте и закупках по мифическим ценам канцелярской мебели — своего рода тринадцатый подвиг бывшего прокурора Санкт-Петербурга В. Еременко и его заместителя И. Сыдорука. «По некоторым данным, исходя из самых скромных подсчетов, при строительстве, ремонте и оборудовании здания городской прокуратуры было похищено и истрачено нецелесообразно около 4 миллионов 637 тысяч долларов из федерального бюджета. Часть средств не вернулась государству в виде налогов, часть была выплачена по завышенным расценкам». Хотя этих денег хватило бы, например, для создания ряда приютов для беспризорных детей в Санкт-Петербурге, но гораздо важнее то, какое космическое великолепие (например, столы «Метрополь» и «Космос», кресла «Жозефина», Отто и другие, как и еще многое столь же прекрасное) смогут увидеть в небольшом здании в центре Санкт-Петербурга с вывеской «Санкт-Петербургская прокуратура» прокуроры, адвокаты и зрители сериала о деятельности прокуратуры «Тайны следствия». Более того, видимо, даже такие олигархи, как М. Ходорковский и П. Лебедев, в отличие от прокуратуры культурной столицы, не могут себе позволить закупать для своих офисов металлические коробки для мыла по $ 181, коврики для обуви по $ 3616 и мангалы по $ 2580. Прокурор Владимир Еременко ушел из прокуратуры, был подобран Минюстом и назначен начальником Управления Минюста по Санкт-Петербургу и Ленинградской области. Руководство московской прокуратуры, прямо уличенное в том, что закрывало дела и отпускало бандитов и тем самым многократно нарушило статью 300 УК РФ (незаконное освобождение от уголовной ответственности), отделалось легким испугом — при этом Прокурор Москвы был переведен в советники Генерального прокурора, а его бывший заместитель стал Прокурором Москвы. Нарушения этой уголовной статьи всегда остаются безнаказанными для сотрудников прокуратуры, о чем говорит целый ряд публикаций. Вот широко известные примеры. Прокурор Буденновска неоднократно прекращал расследование явных преступлений, совершенных сотрудниками МВД, Заместитель прокурора Санкт-Петербурга Б. Салмаксов (теперь бывший) сделал возможным бегство крайне опасной банды преступников [141] . В деле Мирилашвили суд раз за разом открывал упорно закрываемые прокуратурой дела о серьезных уголовных преступлениях (похищение пожилого больного диабетом человека с одновременным угоном машины и рядом других отягчающих обстоятельств, избиение подследственных). Безнаказанным остается и нарушение прокуратурой статьи 286 УК РФ (Превышение должностных полномочий) [142] . Бывший Прокурор Санкт-Петербурга И. И. Сыдорук в деле М. М. Мирилашвили требовал уволить не давших угодные прокуратуре показания офицеров милиции и только после жалоб офицеров судья уговорил его забрать свои представления. Показательно, что И. Сыдорук после всех нарушений Закона был снят с должности прокурора Санкт-Петербурга и… назначен сначала советником Генерального прокурора, а затем прокурором Московской области и даже заместителем генерального прокурора по Южному Федеральному округу.

Прокуратура сама нарушает и позволяет другим чиновникам нарушать основополагающий для правового государства принцип презумпции невиновности, как будто бы гарантируемой статьей 49.1 Конституции РФ и статья 14 УПК РФ. Так, отважный бывший прокурор Санкт-Петербурга И. Сыдорук не боится нарушать этот принцип, поскольку он может себе позволить раз за разом не ходить на суды по искам о защите чести и достоинства тех, кого он публично обвинил в преступлениях, которых не было (согласно решениям суда) — дело бывшего спикера законодательного собрания Санкт-Петербурга Юрия Кравцова. И никто не доставит Сыдорука в суд с помощью спецназа, и никто из вышестоящих начальников его не накажет. Рекордсменом в этой сфере борьбы с принципом презумпции невиновности является, конечно, басистый голос прокуратуры — В. Колесников, который еще шесть лет назад, будучи зам. Министра внутренних дел, торжественно сообщил журналу «Итоги»: «Убито более двадцати четырех тысяч граждан, и к концу года, к сожалению, убьем еще более шести тысяч с половиной» (Итоги, 1998, № 48). А в деле ЮКОСа Колесников даже оценил до суда вину сотрудников ЮКОСа в цифрах.

Но если грубо нарушающие закон сотрудники прокуратуры не только не наказываются даже за описанные в средствах массовой информации грубые уголовные преступления, но, как правило, остаются в прокурорской системе, а нередко даже идут на повышение, то возникает подозрение, что все они в принципе нужны системе. Презумпция невиновности не позволяет до суда обвинять сотрудников прокуратуры в преступных намерениях или даже в халатности. Но тем не менее очевидно, что руководство прокуратуры не может и не хочет терять своего права стоять над «Законом», т. е. сохранять и развивать роль неподконтрольной правовой номенклатуры. Число публикаций о нарушениях закона сотрудниками прокуратуры крайне велико — сотни только в «Новой газете». Но практически все нарушители закона остаются безнаказанными или отделываются легким испугом. Конечно, в этих публикациях есть и ошибки, и неточности, но надо отметить, что обращения сотрудников прокуратуры в суд крайне редки.

Большинство неподсудных правонарушителей — это как, правило, какая-то номенклатура. Это освобожденные от ответственности 150 генералов и адмиралов (10 % от всего высшего командного состава ВС РФ) по списку Баранца [143] . Прокуратура успешно защищает честь их мундира (но не Вооруженных сил РФ) самыми разными способами — амнистия, изменение обстановки, отсутствие общественной опасности [144] . Есть и другие неподсудные правонарушители (губернаторы, менеджеры крупных компаний, силовики и чиновники), о чем свидетельствует целый ряд публикаций: «Партия закрытых уголовных дел» [145] , «Список „Единой России“: опыт анализа» [146] , дело Бабича. Общая формула, видимо, такова: прокуратура старательно защищает всех, кто уже защищен своим положением гражданских или военных чиновников, но зато она грозно обрушивается на тех, кто лишен статуса. А потому, при традиции ареста и многомесячного или даже многолетнего содержания под стражей за незначительные правонарушения типа мелкой кражи и последующего сурового наказания, практически все высокопоставленные нарушители закона и в процессе расследования их дел, и затем остаются на свободе. Объяснение этого правового парадокса «Почему в России кража гуся чревата тюрьмой, а покушение на убийство — свободой» [147] дано в газете «Стрингер» адвокатом Михаилом Ворониным [148] . В постсоветской России, как и в СССР, высокое властное положение, как правило, надежно защищает даже уличенного преступника. Не случайно из многочисленных олигархов под суд попали именно те, кто ни в СССР, ни в России никогда не был в номенклатуре, а дела всех гражданских и военных чиновников с высоким статусом (например, громкие дела вице-губернаторов Санкт-Петербурга) завершились сущим пустяком. Для разрешения такого рода дел в УК РФ есть несколько очень симпатичных статей: Статья 15. «Категории преступлений. 2. Преступлениями небольшой тяжести признаются умышленные и неосторожные деяния, за совершение которых максимальное наказание, предусмотренное настоящим Кодексом, не превышает двух лет лишения свободы. 3. Преступлениями средней тяжести признаются умышленные деяния, за совершение которых максимальное наказание, предусмотренное настоящим Кодексом, не превышает пяти лет лишения свободы, и неосторожные деяния, за совершение которых максимальное наказание, предусмотренное настоящим Кодексом, превышает два года лишения свободы», Статья 78. «Освобождение от уголовной ответственности в связи с истечением сроков давности. Лицо освобождается от уголовной ответственности, если со дня совершения преступления истекли следующие сроки: а) два года после совершения преступления небольшой тяжести…», Статья 77. «Освобождение от уголовной ответственности в связи с изменением обстановки. Лицо, впервые совершившее преступление небольшой или средней тяжести, может быть освобождено от уголовной ответственности, если будет установлено, что вследствие изменения обстановки это лицо или совершенное им деяние перестали быть общественно опасными». В то же время все нарушения чиновников прекрасно можно уложить в следующие статьи: Статья 293. «Халатность», согласно которой предел наказания — исправительные работы до одного года, а даже при тяжких последствиях (например, смерть человека) «недобросовестного или небрежного отношения» чиновника к службе срок лишения свободы не превышает пяти лет (но можно ограничиться и двумя). Есть еще целый ряд серьезных преступлений против конституционных прав и свобод человека (неприкосновенность частной жизни, невыплата зарплаты, нарушение правил охраны труда, фальсификация избирательных документов и т. д. и т. п.), которые согласно статьям 136–149 УК РФ независимо от их последствий тоже прекрасно можно уложить в два года лишения свободы (а на худой конец, в пять). Поэтому прокуратуре достаточно затянуть следствие на два года, затем предложить наказать чиновника по данным статьям не более чем на два года и потом освободить от уголовной ответственности. Или, на худой конец, апеллировать к изменению обстановки, что вполне резонно, поскольку обстановка всегда меняется.