— Меня зовут Эйлин, — ровно напомнила я.

Лишнее напоминание о том, что этот широкоплечий темноволосый незнакомец с пронзительными глазами отныне мой муж, мне не нужно. Я и так не забываю ни на секунду, во что превратилась моя жизнь.

Степенно развернувшись, чтобы не выглядеть сбежавшей, я шагнула в дом. Довольно скоро я поняла, почему Лаэрт предпочитает игнорировать существование второй комнаты. В углу, за шкафом без дверец, стоявшем почти посреди помещения, рос раскидистый куст. Рос он прямо из стены и, кажется, не сильно переживал по этому поводу. Разве что был чуть бледнее, чем его уличные собратья. Сквозь маленькие окна, перегороженные посередине бревнами, проникало не так уж много света.

Нет, сырая комната с кустом мне совершенно точно не подходит.

— Почему там куст? — Лаэрт по-прежнему что-то делал со странным музыкальным инструментом, когда я выскочила на порог. — Он растет прямо в комнате.

— Такая мода, дорогая. Во всех журналах сейчас только и пишут, что о комнатной растительности. Пальмы в кадках, огромные розовые кусты и прочее.

— Это, — самым невежливым образом ткнула я пальцем в стену, — это не мода. Там просто растет нечто прямо в доме. Неужели тебя это не беспокоит? Ты просто сидишь, когда твое жилище постепенно оказывается поглощено дикой природой?

— Ну вот видишь, мы только поженились, а ты уже пилишь меня из-за того, что я сижу на диване и ничего не делаю, — ухмыльнулся он. — Прекрасная основа для брака, дорогая.

— Не называй меня так! — вспылила я. Его спокойствие заставляло меня еще сильнее выходить из себя. Еще бы ему не быть спокойным, это не он оказался выдернут из дома, отрезан от привычной жизни и заброшен в… в… в эту клоаку! — Зачем ты вообще на мне женился?! — выпалила я подрагивающим от ярости и бессилия голосом.

* * *

– Кто тебя просил?! Ты же знаешь, что можно было отказаться? Ты вообще знал, что существует такая опция? — с издевкой поинтересовалась я. — Или в твои нищие мозги не пришла даже подобная мысль? А если тебе предложат нырнуть в отхожее место, ты тоже согласишься?

— Ты сравниваешь женитьбу на тебе с нырянием в отхожее место? — спросил Лаэрт, явно позабавленный.

— Мог бы просто сказать «нет»! Нет, спасибо, ваше величество! Король Рональд, вы ужасно любезны, но я уже женат и никак не могу принять в жены вашу дочь! Вот и все! Пара слов и ничего этого, — я сделала широкий жест рукой, — не было бы. Отец дал бы тебе пару монет и отпустил с миром!

— Это была бы ложь, — всякое веселье исчезло из глаз Лаэрта. По лицу его промелькнула тень.

— Что?

— Это была бы ложь, — спокойно повторил он. — Я не был женат до того мгновения, когда священник объявил нас с тобой мужем и женой.

— Кому какое дело? В этом и состоит жизнь — ты лжешь снова, и снова, и снова. Лжешь, когда это необходимо. Если всегда говорить правду, плохо кончишь. Мне хватило одного раза, чтобы оказаться здесь. Поверь, лучшее, что ты мог сделать — просто отказаться.

Обессилено упав на крыльцо, я вздохнула. Всего одно слово решило бы мою судьбу. И никаких кустов в комнате. В комнате, которой даже нет названия. Это гостиная? У него вообще бывают гости? Если он принимает гостей в том жутком помещении со шкафом без дверцы, с поленьями поперек маленьких окон и живой растительностью, тянущейся прямо из угла, то едва ли кто-то задерживается в этом доме.

— Я подумал, что это могло бы принести пользу и тебе, и мне, — так же спокойно продолжил он, словно и не было моих истеричных выкриков. — Ты не выглядела особенно счастливой там, во дворце.

— Интересно, почему же? Может, потому что мой родной отец только что объявил, что выдаст меня замуж за первого встречного?

Умолчим о том, что именно в этом состоял мой план. В конце концов, ему об этом знать необязательно. А вот то, что он разрушил мою жизнь… вот можно и сообщить.

— Наш брак разрушил мою жизнь.

— Можем разойтись мирно, если хочешь, — пожал плечом Лаэрт. — Я тебя не держу. Как я уже говорил, я не насильник.

Меня словно окатили ледяной водой. Было в моей жизни переживание подобное этому. Однажды я упала с лошади в пруд. Кажется, мне было лет семь или восемь. В тот год я решила, наконец, стать той дочерью, которой отец будет гордиться. Занималась верховой ездой и днем, и ночью так, что наутро, когда я вытаскивала себя из постели, чтобы продолжить самоистязание, болела каждая косточка в теле. Просилась на охоту, хотя от одного лишь вида мертвых тел и крови меня тошнит. Нелепая идея была, но, кажется, я на них богата. Одной из них была поездка на Ласточке — норовистой кобылке, которую отец выписал из-за границы. Она сбросила меня прямо в пруд с ледяной водой. И в этот момент я поняла, насколько глупо все то, что я делала. Насколько жалкой и ничтожной я стала. А ведь мои нелепые попытки даже не принесли результата — отец все равно охотнее проводил время с любым кроме меня.

Момент прозрения настал и сейчас. Я поняла, что сказала слишком много. Я сделала именно то, чего хотела избежать — наговорила столько, что муж решил от меня избавиться. «Разойтись мирно» — сказал он. Для него мирно. Для меня это голодная смерть.

Пробормотав нечто невразумительное, я скрылась в доме, где и провела следующие несколько часов. Провоцировать скандал не хотелось. Меньше всего на свете мне нужно, чтобы новоиспеченный муж утвердился в мысли, что лучше всего нам будет расстаться. Будь я обеспеченной женщиной, я бы первая ему это предложила, но положение мое было незавидным. Я не знала ничего о том, как выживают люди за пределами королевских дворцов. Разумеется, я проинформирована о том, что о лавандовые пирожные не растут на деревьях, а деньги зарабатываются тяжким трудом, но это не мешало мне быть беспомощной щепкой, заброшенной в бушующее море жизни.