Твердо решив больше не конфликтовать с Лаэртом, я забилась в уголок, где и размышляла о своих следующих шагах. Выстирать новую юбку. Искупаться самой, чтобы перестать, наконец, походить на бродяжку. Найти где-нибудь расческу. Для начала неплохо.

На полках хлипкой этажерки я сумела отыскать мыло. По крайней мере, я надеялась, что это было мыло. Твердый, словно камень, кусок чего-то вполне мог оказаться обломком гранита или костью какого-нибудь давно умершего животного.

К Лаэрту я решила с вопросами не обращаться. Он продолжал заниматься своей странной штуковиной и с каждой минутой становился все более сосредоточенно-озадаченным. Возможно, даже мрачным. Я пока плохо умела читать его мимику. Лицо, половину которого скрывала темная щетина, отражало злость? Сомнение? Сожаление? Страх? Сосредоточенность? Воодушевление?

Лучше уж справляться самостоятельно, пока не останется иных вариантов. Перерыв весь дом — что, учитывая его размеры, оказалось не так уж сложно — я не нашла ничего, что подошло бы мне. Обращаться за помощью к мужу я, разумеется, не стала. Вместо этого я обошла дом и подошла к покосившемуся сараю, который приметила неподалеку. Невысокое сооружение, будто слепленное из глины с соломой напополам. Оконная рама из четырех ячеек, в трех из которых тускло поблескивали грязные стекла, а вот четвертое зияло чернотой. Здраво рассудив, что это, скорее всего, тоже его… в смысле наше имущество, я решительно распахнула дверь.

Попыталась, по крайней мере. Дверь распахиваться не желала и вовсе не от врожденной вредности, а потому что была заперта на большой висячий замок. Зато из крохотного окошка вылетела сердитая ласточка и начала что-то гневно выговаривать мне.

— Кыш! — бросила я, отмахиваясь. Не хватало еще, чтобы на меня тут птицы ругались.

Ласточка улетела, не забыв напоследок выплюнуть какое-то, без сомнения, неприличное птичье ругательство.

— Ну и лети себе, — обиженно пробурчала я вслед. — Не великоват ли домик, пичуга?

Даже ласточка в жизни устроена лучше, чем я. Вздохнув о своей тяжкой судьбе, я заглянула в окно. Вот это защита, конечно. Дверь заперта, а окно, пусть и маленькое, разбито. Так ведь может кто-то залезть внутрь. Кто-то достаточно худой. Например, одна костлявая принцесса могла бы забраться внутрь и поискать что-нибудь, что может пригодиться.

Оглядевшись и убедившись, что свидетелей нет, я придвинула поближе к стене деревянный чурбан. Окно хоть и невысокое, но все же без подставки мне не залезть. Решительно кивнув в попытке вселить в собственное сердце немного храбрости, я сунулась в незастекленное окошко, из которого минутой раньше вылетела ласточка. Если она смогла, смогу и я. Главное, не застрять.

Старый сарай стал для меня просто благословением богини. В дальнем его углу я наткнулась на сверток с каким-то тряпьем. Разобрать в полумраке, чем именно благословила меня богиня, оказалось сложно, но что бы это ни было, лучше, чем ничего. Потому что даже при моей худобе и новоприобретенной способности довольствоваться малым, я не могу ходить по округе в одной лишь юбке. Разумеется, остается еще мое платье и нательная рубашка, в которых я прибыла в дом мужа, но все это такое грязное и пропитанное потом, что надевать эту одежду на чистое тело меня не заставит ничто.

С трудом пропихнув сверток сквозь маленькое оконце, я полезла следом. Полезла головой вперед, словно ныряя в озеро, как когда-то в детстве. Разумеется, тайком, потому что няня бы не одобрила. И, разумеется, я повисла на раме. В живот впивалось твердое дерево, а ноги бестолково болтались внутри сарая, не находя точки опоры. Голове до земли было высоковато, и я рассудила, что, возможно, это вполне заслуженно. В конце концов, именно содержимое моей черепной коробки ответственно за то, что я полезла не ногами вперед, как залезала в помещение, а наоборот.

Прилетела сердитая ласточка. Где-то внутри жалобно и недовольно пищали ее птенцы. Ласточка кружила вокруг меня, недовольная тем, что какая-то девица перегородила ей вход. Если до этого она и воздерживалась, то теперь костерила меня на своем ласточкином языке без всякого стеснения.

— Помощь нужна? — зазвучал сверху спокойный мужской голос. Я внимательно смотрела на ботинки. Хорошие ботинки. Добротные. Даже любопытно: дом представляет собой разваливающуюся на части хибару, сквозь которую уже начинает трава расти, а вот ботинки хорошие. Наверное, это логично. Он же говорил, что дома бывает редко. А пешком явно ходит часто. Вот и расставил приоритеты. Выбрал надежную и крепкую обувь. А, может, ему просто выдали как-то гонорар ботинками. А что? Принцессами же выдают. Что принцесса, что пара сапог. Все едино.

От дальнейших размышлений на эту тему меня отвлекли две руки, крепко подхватившие мою теперь уже очень скромную персону подмышки и потянувшие вперед. Я вылетела из окна быстрее, чем ласточка успела сказать: «Дрянь блондинистая!». Впрочем, не сомневаюсь, что подумать нечто подобное она успела. Мстительно нагадив мне прямо на волосы, она метнулась в сарай — успокаивать своих птенцов.

— Я тоже не очень-то рада знакомству! — крикнула ей вслед я, поднимаясь на ноги.

Приземлилась я прямо на мужа, который, в свою очередь, упал на мой драгоценный сверток с тряпьем.