Итак, что мне известно. Лаэрт попал в тюрьму. Это факт. В тюрьму его посадил Дроздобород. Это тоже факт. Лаэрта заставляют что-то подписать. Ему угрожают моим благополучием. У него была (невеста? жена?) возлюбленная, погибшая при обстоятельствах мне неизвестных. Возможно, ее убил тот же человек, который шантажировал его только что. Кто мог шантажировать Лаэрта в тюрьме? У кого есть такая возможность? Полагаю, ответ мне уже известен. Осталось только понять, как мне распорядиться этим знанием.

***

Стремясь избавиться от назойливых мыслей, я обратилась к литературе. Поскольку выбор у меня крайне ограничен, пришлось вернуться к книжке про брюкву. Из нее я и узнала, что, оказывается, нужно рыхлить почву, чтобы моим растениям легче было расти. Немного тревожило, что пока ничего не взошло в огороде. Сильно тревожило, что мой муж в тюрьме, а я не знаю, как ему помочь. Я до сих пор не решила, хочу ли ему помочь. Кроме меня ему рассчитывать не на кого.

— А что бы сделала ты? — поинтересовалась я у ласточки, которая как раз юркнула в свой сарай через выбитое окошко. — И что он там обещал подписать? Переписать на Дроздоборода свое имущество? Какое имущество? Развалюху и клочок земли? Или отказ от авторских прав на песни Лаэрта? «Три с половиной строчки»*, как в одной из стран на далеком Востоке? Там при разводе муж вручает жене бумагу с тремя с половиной строками текста о том, что некая госпожа Н более не является женой господина Н и вольна вступить в новый брак, если ей будет угодно. Это у них. А у нас подобная бумажка не представляет никакой ценности. Не говоря уж о том, что Дроздобороду едва ли нужна моя свобода от брака с Лаэртом. Нет, здесь дело, определенно, не в нашем браке. В чем же тогда? Что может быть нужно богатому королю от нищего музыканта?

Ласточка, разумеется, не ответила. Взмахнула раздвоенным хвостом и умчалась прочь, быстрокрылая и легкая.

— Странно это все, — продолжала размышлять вслух я. Такие разговоры заставляли одиночество хоть ненадолго отступить. Мне ведь даже поговорить по душам не с кем. Кэсс? О, она явно не настроена помогать. Меллариус? Он нелюдим и мои проблемы лишь оттолкнут его. Я не готова терять единственное дружеское лицо в этих краях. А больше у меня и нет никого. Никого кроме Лаэрта… Я бросила быстрый взгляд на небо. До заката еще время есть. — Решено. Сейчас же пойду в город. Попробую попасть в тюрьму.

Прозвучало как-то не так. Попробую пробраться в тюрьму. С визитом. Угодить за решетку мне хотелось бы менее всего. Хватит с нас одного заключенного в семье. Двое это уже чересчур. Должен же кто-то носить гостинцы из внешнего мира.

Если Лаэрт подпишет бумаги, его, возможно, выпустят уже сегодня. В таком случае я приду в тюрьму одна, а уйду уже с мужем. Если же нет, хотя бы разузнаю больше о его положении. Попытаюсь помочь. Не знаю, делаю ли я это для него или для себя, просто потому что устала от одиночества, устала одна бороться за выживание, но рефлексию оставлю на потом. Сейчас действия, а размышления позже.

Торопливо приведя себя в порядок, я собрала немного еды — возможно, удастся передать что-нибудь Лаэрту — мысленно извинилась перед несчастной брюквой, которую не успевала полить, и зашагала в город.

Найти тюрьму оказалось совсем не сложно. Достаточно было спросить первого попавшегося прохожего, который тут же указал мне направление. А вот попасть внутрь… Это уже совсем другая задача. Неловко переминаясь неподалеку от входа, я собиралась с силами.

Итак, все, что мне нужно — быть уверенной и вежливой. И сохранять спокойствие. Я ни в чем не виновата. Я просто зайду и выйду. Почему-то какой-то части меня казалось сумасшествием входить в тюрьму Дроздоборода добровольно. Словно бы я собственноручно вверяю себя ему, надеясь лишь на его добрую волю. Будто бы есть вероятность, что я не вернусь, останусь навеки в этих стенах.

Еще вчера я сказала бы, что Дроздобороду незачем меня арестовывать, что ему достаточно лишь убедиться, что я прониклась тяжестью своего положения и пожалела о своем грубом отказе. Еще вчера я думала, что он просто хочет унизить меня, чтобы потешить собственное уязвленное самолюбие. Сегодня я уже не могу быть в этом так уверена. Ведь бросил же он в тюрьму моего мужа. И дело здесь не только в песне, которую спел Лаэрт. Король хорошенько покопался в прошлом моего мужа, раз уж узнал о погибшей возлюбленной Лаэрта. Нет, это не просто арест музыканта за слишком вольную песню, тут явно замешано личное. Не ухудшу ли я ситуацию, войдя внутрь?

Глубоко вдохнув, словно перед прыжком в воду, я подошла к двери. Свой выбор я сделала, когда вышла из дома. А может даже раньше, когда решила не делать то, чего хотел от меня отец. Остается только принять последствия этого выбора.

***

Даже если я ожидала от тюрьмы чего-то драматичного, ожидания мои не оправдались. Не было в городской тюрьме Мизила ни суровых стражников, готовых прогнать меня, едва лишь переступлю порог, ни гнетущей атмосферы безнадежности. Впрочем, последняя, пожалуй, присутствовала, но тоже в какой-то странной форме.

В тюрьме я ни разу не была. В рамках благотворительных проектов обер-гофмейстерины дамы посещали городскую тюрьму. Они шли туда, вооруженные корзинками с провизией, минимум четырежды в год: в день рождения царствующего монарха, в день зимнего солнцестояния, на осеннее и весеннее равноденствие. Итого все четыре сезона оказывались охваченными.

Меня, разумеется, никогда не привлекали к подобным занятиям. Для юной принцессы было бы неприлично посещать место, где содержатся заключенные. Особы королевской крови вообще должны держаться подальше от тюрем. Даже если происходит дворцовый переворот и бывшего монарха ждет заключение, он никогда не окажется в подобном месте. О нет, королю создадут поистине королевские условия. Все потому что любой, кто оказывается на троне, знает: случись все иначе, он сам окажется за решеткой. Именно поэтому триста лет назад, когда мою далекую бабушку свергли с трона на целых шестьдесят восемь дней, она провела это время в Шерринском дворце, окруженная комфортом. Охрана стояла у каждого входа и выхода, бабушка все же была под арестом, но у нее были и пуховые одеяла, и перепелиные яйца на завтрак.