Не могла?

Не хотела?

Знала, что царь зачать дитя не сможет — и не старалась даже? Так ведь тут и ума большого не надобно, подбери мужчину похожего, да и рожай от него! Не разоблачат, и не подумают даже!

Сколько я в монастыре таких историй наслушалась? Да вспомнить страшно! На что только бабы не пускаются, на какие ухищрения, чтобы мужчину привлечь, да удержать…

Рунайка не беременела.

Почему?

Тогда я о том не задумывалась, просто радовалась. Для меня это значило, что не так ладно у них все с Борисом… ревность и злость меня мучили. Дура! Не ревновать надобно было, а смотреть, да примечать. А я…. Дура, точно!

Посмотрю я на нее.

Внимательно посмотрю, и уже не как баба ревнивая, а как волхва, и горе тебе, Марина, когда ты заговоры против мужа плетешь! Ей-ей, не пощажу!

Никого я щадить не буду!

За себя — простила бы, а за него вы мне все ответите, дайте добраться только!

Глотку перерву!

— Феденька, утро доброе! Глазки-то открой!

Федор потянулся, почесался… и глаза открывать не хотелось, и отвечать, и головой думать, уж очень сильно болела она, но Руди был неумолим.

— Федя, не уйду я ведь никуда.

— Что б тебя, надоеда привязчивая! — Федор и посильнее ругнулся, но Руди ровно и не слышал его.

— Я по твоей милости, мин жель, вчера весь день в бегах… не хочешь сказать, что случилось на гуляниях?

Тут уж и на Федора память накатила.

Гуляния, горка, Устинья…

Борис.

— Поторопился я. Устю напугал.

— Дальше что?

Руди помнил, как весь вчерашний день по гуляниям пробегал. А потом посланец вернулся, да и доложил, мол, боярышня уж часа два, как дома, конюх ее забирал от Апухтиных.

— Она со знакомыми уехала.

— А ты напиваться пошел…

Федор только зубами скрипнул.

Напиваться!

Борька, зараза такая! Кой Рогатый тебя на гулянки занес? Ты ж такие вещи и не любишь, и не уважаешь, тебе волю дай, ты, мыша книжная, отчетами зарастешь, как веселиться забудешь! А тут явился! Бывало такое, только старались не говорить о том лишний раз. Потайные ходы, кои еще от государя Сокола, знал каждый царевич, и молчал свято. Потому как могли те ходы и его жизнь спасти, и детей его в тяжелый момент.

И Устя…

Да как могла она… как вообще…

Ничего, вот женится он — обязательно случай тот ей припомнит. И строго спросит. А пока только зубами скрипеть и оставалось.

— Ну, пошел.

— Кто хоть встретился-то?

— Не помню я как зовут его.

— Темнишь ты, мин жель…

— Не лезь, куда не надобно, — разозлился Федор. — Не то кубком наверну!

Руди только руки поднял, показывая, что не полезет, а Федор зубами скрипнул. Не раз он на трепку от братца нарывался. В детстве щенячьем — за животных, в юности… тоже всяко случалось.

Ох и памятен был ему случай, когда будучи уже отроком, увидел Федор старшего брата, который прижимал в углу одну из матушкиных девок.

Что тут сказать можно было? Конечно, Федор попробовал Бориса шантажировать, и был тут же, на месте, крепко и нещадно выдран ремнем с бляхами. А потом и второй, когда собрался на то матушке пожаловаться.

Задница поротая лучше головы помнила… Федор и не сомневался, что оттреплет его старший брат, ровно щенка. Борьке хоть и четвертый десяток, а крепок он, и стрельцам своим ни в чем не уступает. А Федя как в руки оружие возьмет, так у всех слезы на глазах. Не убился б царевич раньше времени-то, не покалечился. Нету у него к оружию таланта, не повезло, не любит его железо холодное, всегда дань кровью берет.

— Говоришь, дома сейчас Устинья?

— Дома.

— Прикажи завтрак подать, да коня… съезжу к ней.

— Мин жель…

— И молчи!

Выглядел Федор так зло, что Руди только рукой махнул, да и отступился. Вот сейчас — лучше подождать. Федора он и потом расспросит, не подставляясь, а то и саму боярышню.

Что там случилось-то такого на гуляниях, что царевич сначала нажрался, а теперь молчит, сидит тяжелее тучи?

Потискал ее Федор, что ли, не за то место, а боярышня ему и отказала?

Бабы! Кругом они виноваты!

Устинье сейчас и не до вины своей сомнительной было, и не до Федора, пропадом он пропади!

— Бабушка!

Рада была Устинья и счастлива до слез.

Успела прабабушка! Приехала!

Хоть и усталая донельзя, и из саней, считай, не вышла — выпала, хоть и покривился боярин Алексей… да и пусть его.

— Успела я, внученька. А ты чего стоишь, Алешка, ровно примороженный? Хоть дойти помоги!

Боярин вздохнул, да и пошел помогать.