Я — не просто царь. Я — редактор истории.

И в этот момент слуга вошёл, поклонился и тихо произнёс:

– Ваше величество, вам доставлено письмо из Парижа… без подписи. Только один символ на печати — «Трилистник».

Я побледнел. Это был знак французской внешней разведки.

Французы начали игру. И они знают, что мы — в ней.

Письмо из Парижа я вскрыл лично. Без слуг. Без охраны.

На плотной бумаге был всего один абзац, написанный изящным почерком:

«Русский Скиф играет в шахматы без доски. Мы предлагаем партию вслепую. Ответьте через Лион. Код: “Лист в огне”».

Под текстом — красный воск с тем самым трилистником, знаком французской разведки времён Наполеона III, давно считавшейся расформированной. Я понял: игра вышла за пределы обычной дипломатии. Я подошёл к глобусу и провёл пальцем по Европе. Германия. Франция. Османская империя. Балканы. Британия — как тень над всеми.

Россия — в центре.

Мы — ключ. Или замок, или дверь.

– Отвечать будете? — спросил Орлов, стоя чуть в тени.

– Да, — сказал я. — Но не сразу. Мы их подождём. Пусть думают, что мы раздумываем. В это время ты отправишься в Варшаву. Мне нужен отчёт о настроениях на границе. И... разузнай, кто мог продать нас французам.

– Есть подозрения? — Орлов прищурился.

Я покачал головой:

– Нет. Только... инстинкт. А он редко подводит.

В тот же вечер я вызвал к себе графа Игнатьева. Старый дипломат, тонкий игрок, он входил в число немногих, кого я допускал в тайные механизмы новой России.

– Мы должны выиграть не войну, а время, — сказал я ему, передавая копию письма.

– Французы чувствуют, что Германия качается. Хотят втянуть нас обратно в союз, чтобы направить на Берлин.

– А мы?

Я посмотрел на карту. В моём мире 1914 год обрушил Европу в хаос. Я не мог этого допустить снова.

– А мы должны сыграть как Суворов. Ударить там, где никто не ждёт. Не пушкой. Информацией. Финансами. Железом.

Игнатьев чуть усмехнулся:

– Я всегда знал, ваше величество… вы не из этого века.

Я — точно не из него, подумал я.

Поздно ночью, сидя в кабинете один, я открыл свою старую записную книжку. Страницы уже начинали ветшать, но я хранил её как реликвию. В ней были даты. События. Ошибки прошлого мира.

И напротив 28 июня 1914 года я поставил жирную чёрную линию.

Этого не будет.

Фердинанд не умрёт.

Война не начнётся.

Но чтобы всё изменить — нужно успеть прорваться в Лион.

Белград дышал тревогой. Город напоминал пороховую бочку, и каждая искра — была вопросом времени. Я наблюдал за ним через донесения, коды и шёпоты на границах. Сербия была ключом к Балканам. И я знал — если завяжется война, она начнётся здесь.

– Пришло сообщение из Боснии, ваше величество, — доложил Орлов. — Уличные радикалы, вдохновлённые идеями „Млада Босна“, готовят что-то крупное. Мы перехватили часть переписки. В ней упоминается цель — визит наследника престола Австро-Венгрии.

Я сжал кулаки. Вот оно. То, что в моём времени стало точкой невозврата.

– Мы можем остановить покушение? — спросил я.

– Можем. Но тогда Австрия обвинит нас в шпионаже. Мы вмешаемся в их дела. Это вызовет цепную реакцию.

– А если не вмешаемся — цепная реакция будет гораздо страшнее.

Я встал.

– Приготовьте депешу. Срочно. Через третьи руки. Пусть английский консул в Будапеште передаст Фердинанду совет: изменить маршрут визита. Мы — не при делах. Но спасаем ему жизнь.

– А если он проигнорирует?

– Тогда история захлопнет капкан. Но не на нас.

Позднее вечером я встретился с графом Игнатьевым.

– Ситуация в Сербии на грани. Россия не может открыто встать на её сторону, — сказал он. — Но не встать — значит предать славян. И это ударит по престижу.

– Мы не встанем открыто, — ответил я. — Мы создадим тень. Через банки, через фонды, через... литературу. Национализм может быть не оружием, а сетью. Мы должны превратить Сербию не в пороховую бочку, а в интеллектуальную крепость.