— Достойная цена для достойного клинка. Но, к сожалению, не мне им владеть.

Кузнец понимающе кивнул и, аккуратно убрав меч обратно, спросил:

— Ну чтож, может юная воительница подберет себе чего другое?

И Леона задумалась. Ей действительно запал в душу еще один клинок — крохотный стилет чуть больше пяди в длину, с рукоятью из малахита насыщенного темно-зеленого цвета с черными прожилками и изящным обоюдоострым посеребрённым лезвием, сужающимся к острию. Клинок покрывал растительный узор с извивающимся растением, покрытым шипами и не распустившимися бутонами цветков.

— За какую цену отдашь, мастер? — спросила Леона, беря в руки это сокровище.

— А, у тебя губа не дура, — хмыкнул кузнец, — Бери, девочка, не пожалеешь. Отдам за четыре златника.

— Не слишком ли дешево?

Оружейник рассмеялся.

— Тут каждый цену сбить пытается, а ей мало показалось. Бери девонька, уж больно мне тебя порадовать захотелось, считай сторговались, — он доброжелательно улыбнулся, — грех отпускать покупателя без товара, а уж когда покупатель такая пригожая девица, — кузнец весело подмигнул и продолжил: — да еще и толк в оружии знающая, то и подавно.

— Благодарю, — Леона слегка зарделась, — у достойного мастера и клинки соответствующие, — отблагодарила она любезностью за любезность и развязала мошну, привязанную к руке. Отсчитав нужную сумму, она протянула торговцу четыре шестиугольные золотые монеты.

— Пусть этот клинок тебе верно служит, — пожелал кузнец, принимая плату.

— Благодарю тебя, добрый мастер, — Леона с почтением поклонилась и уже было обернулась, чтобы уйти, думая о том, подойдут ли запасные ножны к этому клинку, но оружейник ее опередил:

— Обожди уходить. Ты ведь для себя подбираешь, и думается не для того, чтобы над печью повесить. Где носить-то станешь?

— Твоей прозорливости можно позавидовать, — Леона учтиво кивнула и продолжила, — в левом голенище.

— Угу, угу… — задумавшись, кузнец почесал свою окладистую бороду и продолжил: — так я и думал. А ну покажи-ка мне свою ножку девонька, — попросил он, подтягивая сзади завязки темно-коричневого кожаного фартука, надетого поверх рубахи.

Словцен, до того молча наблюдавший за всем происходящим, насупился и, хмуро глянув на кузнеца, вышел вперед, намереваясь заступиться за подругу, приструнив наглого торговца.

— Да не серчай юнец, то ить для дела нужно, а не утехи ради, — сказал мужик, нагибаясь и присаживаясь на корточки перед выставившей ногу Леоной. К ее удивлению, кожаный кузнечный фартук очень плотный и твердый на вид, не встал колом, при движении оружейника, а против ее ожиданий, мягко подстроился под новое положение хозяина. — Та-акс, агась, вот так значитца, — мастер измерил девичью голень в нескольких местах отрезом веревки с узелками и сделал пометки в небольшой книжке. — Есть место в сапожке-то у тебя?

Девушка задумалась.

— С твой перст толщиной.

Кузнец кивнул и сделал еще несколько пометок.

— Ты подходи, как народ начнет на балаган стягиваться, подгоню ножны к этому клинку, в самый раз для твоих нужд.

Леона качнула головой, соглашаясь, и уточнила:

— Сколько будет стоить твоя работа, мастер?

Кузнец махнул рукой.

— Та ножны-то продаются вместе с клинком, считай, ты их уже оплатила, я лишь слажу их под тебя. На вот пока, возьми эти до вечера. Не в руках же тебе его носить. — Сказал торговец, протягивая Леоне стилет, вдетый в небольшие ножны с ремешками. — Да ты заходи за прилавок-то, чтоб закрепить их, — пригласил он, оттягивая край палатки.

Леона благодарно кивнула кузнецу, попросила Словцена подождать, зашла за прилавок, подняла подолы рубахи и сарафана и закрепила ножны на бедре.

— Сколько они стоят? — Спросила Леона, оправляя край платья.

— Эти-то? Половину златника.

— Их я тоже возьму, — сказала Леона, мысленно костеря себя за расточительность и доставая из кошеля пять серебряников[3]. Кузнец молча поклонился, принимая плату.

Леона взяла под руку обалдевшего парня, и они вышли из оружейного ряда, двинувшись дальше вдоль торговых палаток, разглядывая разномастный товар. На ярмарке стоял оживленный гвалт голосов, перемежающийся с задорной музыкой: со всех сторон разносились выкрики разносчиц, приглашающих отведать их стряпню, и полакомиться калеными орешками, да засахаренными крендельками; то тут, то там велись споры: кто-то пытался сбить цену, кто-то обличал недобросовестных торговцев, продающих порченный товар, где-то спорили супружники, решая, нужно ли покупать новую бочку или старая протянет еще до следующего сезона, если ее хорошенько залатать смолой; с площади доносилась веселая, игривая музыка свирельщиков, поддерживаемая громкоголосой гармонью и ритмичным стуком трещоток.

— Ты ведь совершенно не умеешь торговаться! — возмутился Словцен, когда они проходили мимо расписных горшков.

Девушка пожала плечами.

— А зачем? Я уже не первый раз подходила к его палатке и слышала за какую цену он отдает свои товары. Он продал мне хороший товар за хорошую цену, зачем же тут торговаться?

— Но ведь можно было бы скинуть еще серебрушку или с десяток медяков! — недоумевал парень.

— Может и можно было-бы, — снова пожала плечами девушка, — но зачем? Всякий труд имеет цену, его работа того стоит, и он не пытался содрать с меня втридорога, разве этого недостаточно?