Она раскрыла рот, ее пухлые губки изобразили безупречное маленькое «О».

— Да-да, — усмехнулся я, сопротивляясь желанию протянуть руку и приподнять ее подбородок. — Ох...

— Джонни? — спросила она, быстро придвигаясь ко мне. — А можно спросить еще кое-что?

— Да... — Слово вырвалось хрипло, мне пришлось откашляться, чтобы повторить попытку. — Да, Шан. Можешь спрашивать о чем угодно.

— Ты вообще собираешься меня целовать?

Ох, ни хрена себе!

Держись, Кав.

Сохраняй спокойствие и не напугай ее.

Ты ее заполучил, так удержи ее здесь.

Не бросайся вперед, приятель. Придержи лошадей...

Я несколько секунд осмыслял ее слова, пока наконец не смог заговорить.

— А ты хочешь, чтобы я тебя поцеловал?

— Было бы замечательно, если бы мне не пришлось делать первый шаг, а потом убегать...

Она говорила чуть слышно и опустила голову, прежде чем снова посмотреть на мое лицо, — и эти синие глаза поглотили меня.

— Это избавило бы меня от отчаянного страха, — добавила она, слегка пожав плечами. — А мне именно этого хочется — не бояться. — Она чуть прикусила нижнюю губу, потом продолжила: — Знать, в каких я отношениях с тобой.

— Я хочу тебя поцеловать, Шаннон. — Не обращая внимания на боль в паху, я всем телом повернулся к ней. — И я это сделаю, — уточнил я, чувствуя, как меня бросает в жар и охватывает волнение. — Ты правда хочешь?

— Ну да, — тихонько вздохнула Шаннон.

Я осторожно смотрел на нее.

— Ну да?

Она не шевелилась, глядя на меня; ее щеки порозовели, в глазах виднелось... ожидание?

— Что... прямо сейчас? — спросил я, ощущая нарастающий страх оттого, что сам довел дело до такого. — Ты хочешь прямо сейчас... — Боже, да я нес какую-то околесицу... — Ну, я просто подумал, понимаешь, может, ты хочешь еще поговорить...

— Я не хочу больше разговоров, Джонни, — прошептала она. — Я уже наговорилась до конца жизни.

— Я просто не хочу давить на тебя, — с трудом выговорил я, сам слыша нервозность в собственном голосе. — Весь тот ужас, который ты пережила с отцом, а теперь еще и Джоуи... И твоя мама, ее переживания... И боже мой, у тебя все лицо в синяках и болит, а уж тело... — Я содрогнулся, окончательно теряясь. — Я просто... думаю, может, нам лучше еще поговорить? Черт побери, Шаннон, мне не хочется думать, что я пользуюсь преимуществом...

— Ты меня поцелуешь или нет? — ошеломила вопросом Шаннон.

— Я просто... я не... я пытаюсь... — Мои слова оборвались сами собой, я болезненно вздохнул, наблюдая за тем, как она наблюдает за мной синими омутами, огромными и зовущими. — Да пошло оно все...

Не в силах выдерживать это еще хотя бы секунду, я обхватил ладонью ее затылок, притянул Шаннон к себе и впился в ее губы.

Застонав, она ухватилась за мой джемпер, стиснула ткань, дернула ее, побуждая меня прижаться еще теснее.

О-о, охереть...

Накрыв рукой ее пальцы, я подавлял в себе любое возбуждение и просто целовал ее, отчаянно пытаясь сохранять спокойствие и не слишком напирать. Но мне хотелось лишь одного — схватить ее на руки и всем телом прижать к себе, занять позицию поудобнее, вот только ничего этого я не мог.

«Не спеши, — предостерегал мозг, затуманенный гормонами. — Не лажанись».

И все равно в ту секунду, когда она осторожно коснулась своим языком моего, я понял, что мне конец.

Я не мог с этим справиться.

Видит бог, я не мог удержать это давление в груди. Оно нашло обходной путь, чтобы раздавить и спалить дотла мое самообладание.

Мозг отключился, тело взяло верх.

Мой член теперь рулил ситуацией, и я двигался чисто инстинктивно, целуя ее в ответ, понимая, что есть причина, по которой я должен остановиться, но не находя силы воли, чтобы нажать на тормоза.

Мои руки сами запутались в ее волосах, а ее руки сдвинулись к моей талии, давя на меня, поощряя последовать за ней, когда она упала на спину. И боже, разве я не был прав, набрасываясь на нее, словно какой-то долбаный маньяк, отчаянно желая попробовать ее на вкус, и наши языки словно сражались, и это был, без сомнения, лучший поцелуй в моей жизни.

Это был совершенно другой поцелуй, потому что им правили чувства.

Гигантские, пугающие долбаные чувства, и я знал, что она их тоже испытывает.

Все было по-другому, потому что это было важно — потому что мы были важны друг для друга.

Мое тело пылало, отчасти от агонии боли, которая становилась все сильнее при каждом соприкосновении моих бедер с ней, но в основном от острого возбуждения, когда она касалась руками моей кожи.

Я чувствовал себя так, будто она вонзила нож мне в грудь, распорола тело и вся кровь устремилась в нее.