— Я нужна тебе?

— Ты думаешь, что все наоборот, но это не так, — объяснил он. — Ты нужна мне, потому что что-то успокаиваешь внутри. Ты заставляешь меня чувствовать себя хорошо. Как будто мне не нужно... — Он ненадолго умолк, обдумывая то, что пытался выразить. — Ты заставляешь меня чувствовать, что я хорош такой, какой есть, — признался он наконец. — Будто даже если больше я ничего не добьюсь, если не попаду в команду — ничего страшного.

— Так и есть, — выдохнула я, обнимая его за шею. — Просто будь таким, как сейчас.

Стараясь его успокоить, я забралась к нему на колено, зная, что не следует этого делать, он ведь еще не поправился, но мне не хватило силы воли, чтобы остановиться.

— Ты такой хороший, — сообщила я ему, запуская пальцы в его волосы и привлекая его ближе к себе. — Ты такой хороший человек, Джонни Кавана, ты и сам того не понимаешь. Ты не видишь, что регби не имеет отношения к тому, насколько ты особенный. Но я вижу. Я это вижу, и я это знаю.

— Видишь? — Он положил руки мне на бедра и с силой выдохнул. — Ты так говоришь, и я тебе верю.

— Потому что это правда, — с трудом произнесла я, дыша слишком быстро. — Я просто... боже, да ты понятия не имеешь, какой ты чудесный!

— Чего ты хочешь от меня, Шаннон? — хрипло, с напряжением спросил он. — Я тебе дам все, что тебе нужно, детка. — Качнув головой, он застонал, словно ему стало больно. — Я просто... я хочу, чтобы ты была счастлива.

— Ты, — прошептала я. — Мне нужен весь ты.

— Я уже твой, — простонал он и прижался губами к моим губам.

Сердце громко ударилось о мою грудь, тело заныло, пульсируя. В глубине нарастала боль, которую только он мог успокоить. Вообще-то, я была просто уверена, что мне никогда не насытить жажду просто быть с ним. Закрыв глаза, я держалась за него, целуя в ответ, отдаваясь ощущениям, заполнявшим меня.

Возможно, Даррен и был прав, я слишком привязалась к Джонни, но я не находила в своем сердце сожалений.

Все во мне стремилось к нему, я ничего не видела, кроме него, — я и думать не могла о чем-то, кроме потока чувств к нему. Даже мозг, та часть меня, которой следовало бы проявить осторожность, поощрял меня беспечно следовать сердцу, отдать его целиком этому парню и поверить, что он его не разобьет.

И я так и сделала.

21

СЛЕЗЫ, УГРОЗЫ И ЧАЙНИКИ

ДЖОННИ

Еще не открыв глаза, я уже знал, что меня ждут неприятности.

Тон, которым мама во весь голос звала меня по имени, был тому подтверждением.

— Джонатан Кавана! — Ее крик дробил тишину, стучали по плиткам высокие каблуки. — Лучше тебе показаться, где ты там прячешься, и объяснить, какого черта здесь происходит!

Я в ошеломлении сел, не до конца проснувшись, и быстро заморгал, пытаясь понять, какого черта тут происходит.

— А, вот ты где! — рявкнула мама. — Почему ты спишь в гостиной?

Я в гостиной?

Опираясь рукой о спинку дивана, я посмотрел на маму, совершенно растерянный.

— Я... э-э... — Я шумно зевнул и постарался расправить плечи. — А?..

— Ты вообще понимаешь, почему Мэри Линч сегодня утром первым делом прислала сообщение твоему отцу с вопросом, где ее дочь? — резко спросила мама, стоя в дверях и упираясь руками в бедра.

— Что? — Почесывая грудь, я переспросил: — Мэри кто?

— Мэри Линч! Мать Шаннон.

Хреново.

— Ну? Я жду объяснений, Джонни!

Маленький теплый комочек у моего бока зашевелился; из-под пледа выглянули полуночно-синие глаза.

Вдвойне хреново.

События прошедшей ночи хлынули в память, плеснув заодно тепла и в член.

— Привет, — одними губами произнесла Шаннон, в ужасе глядя на меня огромными глазами; она сжимала в пальцах край пледа и не сводила с меня глаз. — Помоги.

С того места, где стояла мама, была видна только спинка дивана. На мгновение меня охватило облегчение.

— Что мне делать? — также беззвучно спросила Шаннон. — Надо встать?

Господи, нет!

— Ты мне поверишь, если я скажу, что ничего не знаю? — сказал я маме, накрывая Шаннон пледом с головой и неловко сползая с дивана, с трудом сдерживая крик, когда боль пронзила меня, как пуля в члене.

«Лежи, — мысленно умолял я Шаннон, вставая на ноги, — пожалуйста, лежи...»

— Ничуть, — сердито ответила мама, глядя на меня ястребиным взглядом. — Почему ты голый?

Я посмотрел на свои трусы и пожал плечами, изображая беспечность.

— Я не голый.