Диккенс Чарльз
Шрифт:
— Что не было, то не было, объ этомъ никто и спорить не станетъ, говорилъ Квильпъ, съ возмутительнымъ спокойствіемъ, — а вотъ куда онъ длся, этотъ вопросъ и до сихъ поръ не разршенъ.
— Что-жъ мн теперь думать о васъ? Тутъ незнакомецъ строго посмотрлъ на карлика. — Тогда вы не хотли дать мн никакого разъясненія, стараясь отдлаться разными увертками, отговорками, обманомъ, а теперь вы слдуете по моимъ пятамъ.
— Я слдую по вашимъ пятамъ! воскликнулъ Квильпъ.
— А то нтъ?
Незнакомецъ окончательно вышелъ изъ себя.
— Всего нсколько часовъ тому назадъ, вы были за 60 миль отсюда. М-съ Неббльзъ видла васъ въ часовн куда она ходитъ молиться.
— Я полагаю, что вдь и она тамъ была, коли меня видла, молвилъ Квильпъ, даже и не моргнувъ глазомъ. — И я то же могъ бы сказать, еслибъ не былъ такъ сдержанъ, — что вы слдуете по моимъ пятамъ. Я не отказываюсь, я былъ въ часовн, такъ что-жъ изъ этого? Я читалъ въ книжкахъ, что богомольцы, передъ тмъ, какъ отправляться въ путь, ходятъ въ церковь помолиться Богу о благополучномъ возвращеніи домой. И какой, это, право, мудрый обычай, какъ подумаешь! Мало ли что можетъ случиться во время путешествія, въ особенности на имперіал. Колесо соскочитъ, лошади чего нибудь испугаются, кучеръ погонитъ лошадей и опрокинетъ экипажъ. Я не вызжаю изъ города, не побывавъ въ церкви: у меня ужъ такое обыкновеніе.
Не требовалось большой проницательности, чтобы понять, что Квильпъ безстыдно лгалъ, хотя, по выраженію лица, по интонаціи голоса и жестамъ карлика, его, пожалуй, можно было бы принять за мученика правды.
— Съ вами просто съума сойдешь, говорилъ въ отчаяніи незнакомецъ. — Прошу васъ, скажите мн откровенно, васъ привела сюда та же цль, что и меня? Если вы знаете, для чего я сюда пріхалъ, не можете ли вы мн дать какихъ нибудь разъясненій по этому длу?
— Вы, вроятно, принимаете меня за колдуна, государь мой! Квилъпъ съ удивленіемъ пожалъ плечами. — Если бы я былъ колдунъ, я прежде всего наворожилъ бы себ самому, — составилъ бы себ состояніе.
— Я вижу, что отъ васъ ничего не добьешься, воскликнулъ незнакомецъ, съ сердцемъ бросаясь на диванъ. — Прошу васъ уйти отсюда.
— Съ удовольствіемъ… Съ превеликимъ удовольствіемъ. Прощайте, почтеннйшая м-съ Неббльзъ. А вамъ, сударь, желаю пріятнаго путешествія вспять. Гм! Гм!
При послднихъ словахъ онъ скорчилъ такую безобразную гримасу, какую только можно себ представить на человческомъ лиц, или, врне, на обезьяньей рож, и, попятившись къ двери, медленно вышелъ.
— Ого! вотъ оно что! Вотъ до чего дошло, пріятель! сказалъ онъ, возвратившись въ свою комнату, и опустился въ кресло, держась за бока.
Тутъ ужъ онъ далъ волю своему нраву, хохоталъ, — якобы отъ радости, — кривлялся, корчился, стараясь вознаградить себя за то, что ему пришлось какихъ нибудь полчаса стснять себя передъ незнакомцемъ. Успокоившись, наконецъ, онъ сталъ мысленно разбиратъ вс обстоятельства, предшествовавшія этой поздк, раскачиваясь въ кресл и поглаживая лвое колно.
Его размышленія не лишены интереса и для насъ съ читателемъ. Мы постараемся передать ихъ въ нсколькихъ словахъ.
Зайдя наканун вечеромъ въ контору Брасса, Квильпъ не засталъ ни адвоката, ни его ученой сестрицы. Дикъ Сунвеллеръ какъ разъ въ это время былъ занятъ увлажненіемъ сухихъ предписаній и узаконеній, отъ которыхъ у него пересохло въ горл — смачивалъ свою глину, какъ говорится, — т. е. попросту пилъ грогъ и въ довольно неумренномъ количеств. Но вдь извстно, что глина, отъ слишкомъ обильнаго смачиванія, теряетъ свою крпость, разрыхляется, разваливается тамъ, гд этого никакъ не ожидаютъ и въ такомъ вид еле удерживаетъ какіе бы то ни было отпечатки. Тоже самое бываетъ и съ человкомъ. Насладившись вдоволь упоительной влагой, Дикъ раскисъ, размякъ, мысли начали путаться у него въ голов, потеряли свою опредленность, расплылись. Нтъ ничего удивительнаго, что, дойдя до такого состоянія, онъ сталъ хвастать тми именно качествами, которыхъ теперь-то у него и не хватало, т. е. необыкновенной осторожностью и проницательностью, и тутъ же разболталъ передъ карликомъ, что узналъ разныя разности о жильц, но что это тайна, которую никто не вырветъ у него — ни лаской, ни пыткой. Квильпъ, конечно, похвалилъ его за твердость характера и тотчасъ же принялся, съ свойственнымъ ему лукавствомъ, подзадоривать Дика, и черезъ нсколько минутъ вывдалъ у него эту тайну: оказалось, что жилецъ имлъ серьезный разговоръ съ Китомъ въ контор нотаріуса.
Квильпъ мигомъ сообразилъ, что таинственный жилецъ долженъ быть тотъ самый господинъ, который прізжалъ къ нему. Онъ разспросилъ Дика еще кое-о-чемь и, удостоврившись въ своемъ предположеніи, ршилъ, что тотъ переговаривалъ съ Китомъ о его старомъ хозяин и Нелли и что онъ надется съ его помощью напасть на ихъ слдъ. Сгорая нетерпніемъ узнать, въ какомъ положеніи дло, онъ было бросился на квартиру м-съ Неббльзъ, разсчитывая ужъ отъ нея-то вывдать все, что нужно, но не засталъ ея дома. Какая-то сосдка направила его, такъ-же какъ и Кита, въ молельню, куда онъ и полетлъ съ твердымъ намреніемъ, по окончаніи службы, поймать м-съ Неббльзъ въ свои сти.
Не прошло и четверти часа съ тхъ поръ, какъ онъ сидлъ въ часовн, набожно устремивъ очи въ потолокъ, — внутренно посмиваясь надъ своимъ мнимымъ благочестіемъ, — какъ вошелъ туда и Китъ. Квильпъ сейчасъ смекнулъ, что тотъ явился не спроста. Не измняя, какъ мы видли, своей благоговйной позы, притворяясь, будто весь поглощенъ благочестивыми мыслями, онъ слдилъ за каждымъ его движеніемъ, и когда Китъ вышелъ съ матерью и братьями изъ церкви, карликъ бросился вслдъ за ними и, искусно прячась отъ нихъ, проводилъ ихъ до самыхъ дверей конторы. Здсь онъ узналъ отъ форейтора, что карета, запряженная четверней, отправляется въ такой-то городъ, и поспшилъ на ближайшую станцію омнибусовъ, откуда тотчасъ же долженъ былъ выхать дилижансъ по той же дорог, какъ и карета. Недолго думая, онъ взялъ мсто на имперіал. Во время пути, дилижансъ то перегонялъ карету, то отставалъ отъ нея, смотря потому, какъ скоро бжали лошади и какъ продолжительны были остановки. Но въ конц концовъ они въ одно и то же время въхали въ городъ. Не теряя изъ виду кареты, Квильпъ смшался съ толпой, узналъ, для чего пріхалъ незнакомецъ и какой неудачной оказалась его поздка, поспшилъ раньше его придти въ гостинницу и, посл описаннаго нами свиданія съ нимъ, заперся у себя въ комнат, размышляя обо всемъ случившемся.
— Такъ вотъ оно что, пріятель! повторялъ онъ, съ жадностью грызя ногти. — Меня считають подозрительнымъ человкомъ, меня отстраняютъ, а Китъ въ чести, довренное лицо! Посмотримъ, какъ бы ему не пришлось со мной посчитаться! Найди мы сегодня бглецовъ, я бы предъявилъ свои права, — и препорядочныя, продолжалъ онъ свои разсужденія посл маленькаго перерыва. — Ужъ я бы не выпустилъ изъ рукъ этой добычи. Если бы не проклятые святоши, отъ которыхъ ничего не вывдаешь, этотъ толстякъ былъ бы уже у меня въ рукахъ, не хуже того стараго пріятеля, нашего общаго пріятеля, ха, ха, ха! и хорошенькой, розовенькой Нелли. Ну да что длать, лишь бы теперь не оплошать. Намъ бы только найти ихъ: старика, вашего пріятеля и родственника, сейчасъ же засадимъ за ршетку, а вашему карману, сударь мой, пустимъ маленько кровь. Ахъ, какъ я ненавижу этихъ добродтельныхъ людей, ненавижу всхъ вмст и каждаго порознь, заключилъ карликъ, опрокидывая въ горло стаканъ съ водкой и чмокая губами.