— Какой, однако, онъ неосторожный, бормоталъ про себя Брассъ, прослушавъ раза два или три этотъ речитативъ. — Ужасно неосторожный! Онъ всхъ насъ подведетъ. Хоть бы у него языкъ отнялся, хотъ бы онъ оглохъ или ослпъ! Тьфу ты, чортъ, воскликнулъ онъ, когда Квильпъ въ четвертый разъ затянулъ свою псню. — И смерть его не беретъ!

Изливъ свои дружескія чувства по отношенію къ кліенту, Самсонъ привелъ въ порядокъ свою физіономію и, выждавъ минуту, когда ревъ затихъ, подошелъ къ лачуг и постучалъ въ дверь.

— Войдите! крикнулъ карликъ извнутри.

— Какъ вы поживаете, сэръ? ха, ха, ха! залебезилъ Брассъ, заглядывая въ комнату. — Какъ поживаете? Какой оригиналъ! Удивительный оригиналъ!

— Войдите, олухъ царя небеснаго, и не скальте зубы! такъ привтствовалъ хозяинъ своего гостя. — Чего вы пялите глаза, качаете головой? Войдите же, лгунъ, лжесвидтель, клятвопреступникъ!

— Что за веселый нравъ, что за комическая жилка? говорилъ Брассъ, входя въ комнату и запирая за собою дверь. — Но не безразсудно ли, сэръ?..

— Что такое, Іуда?

— Іуда! ха, ха, ха! какой шутникъ! Іуда! Вдь выдумаетъ же, право, прелестно! ха, ха, ха!

Самсонъ руки потираетъ, а самъ съ удивленіемъ и даже съ нкоторымъ страхомъ поглядываетъ на чучело, красующееся въ углу у печки, словно идолъ, которому Квильпъ покланяется. Это чучело — деревянная фигура, снятая съ корабля. Глаза у нея вытаращены, носъ приплюснутъ. На голов торчитъ какое-то подобіе треугольной шляпы, грубо высченной изъ дерева, на плечахъ такіе же грубые эполеты, а на груди звзда. По всему видно, что она должна была изображать какого-то знаменитаго адмирала. Но если отбросить эти атрибуты морскихъ доблестей, она представляла собой какое-то водяное чудовище. Въ своемъ настоящемъ вид она была слишкомъ велика для комнаты, поэтому ей отпилили нижнюю часть туловища у пояса, но даже и теперь она заполняла весь уголъ отъ пола до потолка, да еще, вдобавокъ, подобно всмъ корабельнымъ фигурамъ, она подавалась впередъ, словно вжливый кавалеръ, распинающійся, чтобы угодить дамамъ. Неудивительно поэтому, что все остальное въ комнат казалось какъ бы пришибленнымъ, придавленнымъ.

— Вы узнаете, чей это портретъ? спрашиваетъ карликъ, слдя за Самсономъ.

— Какъ же, какъ же! отвчаетъ тотъ и съ видомъ знатока наклоняеть голову на бокъ, потомъ отбрасываетъ ее назадъ. — Чмъ больше я гляжу, тмъ больше она мн напоминаетъ… да, да, дйствительно, сходство есть въ улыбк, и… и… а между тмъ, честное слово… я… я…

На самомъ же дл Брассъ не зналъ никого, кто бы былъ похожъ на это чудище, и мялся, боясь попасть впросакъ. Можетъ быть Квильпъ нашелъ въ фигур большое сходство съ самимъ собой и пріобрлъ ее какъ фамильный портретъ; а можетъ быть она напоминала ему кого нибудь изъ его враговъ, думалось ему. Квильпъ самъ поспшилъ вывесть его изъ затруднительнаго положенія. Пока Брассъ разсматривалъ фигуру, какъ обыкновенно люди смотрятъ на портреть, съ которымъ они должны, но никакъ не могутъ найти сходство, Квильпъ бросилъ на полъ газету, изъ которой онъ заимствовалъ птую имъ строфу и, схвативъ желзный ломъ, служившій ему вмсто кочерги, такъ сильно ударилъ шгъ по носу адмирала, что онъ закачался.

— Разв онъ не похожъ на Кита, разв это не его портретъ, не онъ самъ? приговаривалъ карликъ, осыпая фигуру ударавій, оставлявшими на ней глубокія мтки. Разв это не двойникъ этой собаки?

Онъ билъ ее до-тхъ поръ, пока не усталъ. Потъ градомъ катился по его лицу.

Можетъ быть эта сцена показалась бы забавной издали, изъ какой нибудь галереи, — вдь находятъ же удовольствіе смотрть на бой быковъ т, которые сами не участвуютъ на арен; вдь любуются же пожаромъ т, которые живутъ далеко отъ объятаго пламенемъ дома. Но Брассу было далеко не забавно въ такомъ близкомъ сосдств съ воюющимъ уродомъ, особенно въ т минуты, когда тотъ приходилъ въ азартъ. Ему было просто страшно: комната такая тсная, мсто такое уединенное. Онъ старался держаться подальше отъ карлика, расточавшаго удары, и лишь слабыми взвизгиваніями выражалъ свое одобреніе. Когда карликъ въ изнеможеніи опустился на стулъ, Брассъ подошелъ къ нему съ самымъ добродушнымъ видомъ.

— Безподобно, восхитительно! хи, хи! восторгался онъ. — Знаете, прибавилъ онъ, поворачиваясь въ сторону избитаго адмирала, онъ замчательный человкъ!

— Садитесь, скомандовалъ карликъ. — Я вчера купилъ эту собаку: ужъ я ему и глаза кололъ вилкой, и сверлилъ его буравчикомъ, и вырзалъ на немъ свое имя. Подъ конецъ-таки сожгу.

— Ха, ха, забава да и только!

— Пойдите-ка сюда поближе. Что вы тамъ говорили о безразсудств? а?

— Право, ничего, такъ, пустички, и повторять не стоитъ. Мн только казалось, что эта псня, прелестная сама по себ, нсколько…

— Говорите, что нсколько? допрашивалъ Квильпъ.

— Т. е. я хотлъ сказать, сэръ, что пть такую псню, не то, чтобы… а такъ, знаете… можетъ быть, это, такъ сказать, въ самой отдаленной и въ самой незначительной степени граничитъ… и только граничитъ съ безразсудствомъ.

— А почему это? спросилъ Квильпъ, даже не взглядывая на него.

— А потому, сударь, изволите видть, отвчалъ Брассъ, становясь смле, — что о нкоторыхъ планахъ, обсуждаемыхъ между пріятелями, — сами по себ они совершенно невинны, но законъ почему-то называетъ ихъ заговорами — лучше… лучше держать ихъ про себя. Вы меня понимаете?

— Э? что выхотите этимъ сказать? промолвил Квильпъ, поводя на него своими безсмысленными глазами.

— Остороженъ, чрезвычайно остороженъ, это прекрасно! такъ и слдуетъ! воскликнулъ Брассъ, кивая головой. — Молчаніе первое условіе, даже здсь. Вотъ мое мнніе, сударь!..

— Ваше мнніе, мдный вы лобъ! на что мн ваше мнніе? О какихъ это планахъ вы разглагольствуете? Разв я съ вами о чемъ нибудь условливался? Разв я знаю что нибудь о вашихъ планахъ?

— Нтъ, нтъ, сударь, разумется, вы ничего не знаете… ршительно ничего, спохватился Брассъ.