— Ответчик мистер Пиквик поддерживал истицу на руках, обхватив ее за талию, — отвечал мистер Уинкль с понятной нерешительностью, — истица была, по-видимому, в обмороке.

— Говорил ответчик что-нибудь?

— Я слышал, что он назвал миссис Бардль «голубушкой» и уговаривал успокоиться, указывая ей на положение, в котором они окажутся, если кто-нибудь увидит их или что-то в этом роде.

— Теперь, мистер Уинкль, мне остается предложить вам еще один вопрос, но при этом я прошу вас помнить предостережение его светлости. Можете ли вы под присягой показать, что ответчик Пиквик не говорил в эту минуту: «Миссис Бардль, голубушка, не волнуйтесь. Вы скоро окажетесь в положении, когда вас никто не обидит», или что-нибудь в этом роде.

— Я... я, конечно, понял его не так, — пробормотал мистер Уинкль, пораженный таким истолкованием нескольких слов, которые он уловил. — Я был на лестнице и не мог ясно слышать, но у меня создалось впечатление, что...

— Джентльменам присяжным не нужны ваши впечатления, мистер Уинкль, которые, подозреваю, непригодны для честных, прямых людей, — прервал его мистер Скимпин. — Вы были на лестнице и не могли ясно расслышать, но вы не присягнете, что Пиквик не употреблял выражений, которые я привел? Не так ли?

— Нет, не присягну, — ответил мистер Уинкль.

Мистер Скимпин с торжествующим видом сел на свое место.

До сих пор все свидетельства были не в пользу мистера Пиквика, а потому мистер Фанки встал, чтобы при перекрестном допросе выудить у мистера Уинкля что-нибудь положительное о своем клиенте.

— Мистер Уинкль, — начал мистер Фанки, — кажется, мистер Пиквик человек уже немолодой?

— О да! Он мог бы быть мне отцом.

— Вы сообщили моему высокоученому другу, что знаете его уже давно. Были ли у вас когда-нибудь причины думать, что он собирается жениться?

— О нет! Никогда! — воскликнул мистер Уинкль с таким рвением, что мистеру Фанки следовало бы мгновенно прогнать его с кафедры. Опытные адвокаты знают, что существует два рода крайне неудобных свидетелей: упирающиеся свидетели и слишком ретивые свидетели; на долю мистера Уинкля выпало выступить в обеих ролях.

— Не было ли в его поведении по отношению к лицам другого пола чего-нибудь, что заставляло вас думать, что он в последнее время помышлял о бракосочетании?

— О нет, конечно, нет! — вскричал мистер Уинкль.

— Вы никогда не замечали в его обращении с миссис Бардль или с какой-нибудь другой женщиной чего-нибудь хотя бы мало-мальски подозрительного? — продолжал мистер Фанки, собираясь сесть, потому что мистер Снаббин усиленно мигал ему.

— Н...н...нет! — ответил мистер Уинкль. — За исключением ничтожного случая, который, я уверен, можно объяснить.

Это неудачное признание, разумеется, не было бы сделано, если бы незадачливый мистер Фанки сел именно тогда, когда ему подмигнул сарджент Снаббин, а не после того, как злополучные слова сорвались с языка мистера Уинкля. Сарджент Снаббин с несколько излишней поспешностью предложил свидетелю удалиться, что тот и собрался исполнить с большой готовностью, когда сарджент Базфаз остановил его.

— Постойте, мистер Уинкль! — сказал он. — Не будет ли угодно вашей светлости спросить свидетеля, при каких обстоятельствах джентльмен, годящийся ему в отцы, вел себя в отношении женщины подозрительно?

— Сэр, — произнес судья, обращаясь к несчастному и замученному мистеру Уинклю, — вы слышали вопрос? Потрудитесь рассказать нам о случае, о котором вы упомянули.

— Милорд, — промолвил мистер Уинкль дрожащим от волнения голосом, — я... я предпочел бы о нем умолчать.

— Очень может быть, — возразил маленький судья, — но вы обязаны говорить.

При всеобщем молчании мистер Уинкль сбивчиво изложил, как мистер Пиквик очутился в спальне одной леди, в результате чего означенная леди не вышла замуж за своего жениха, а все они очутились перед лицом Джорджа Напкинса, эсквайра, мирового судьи и мэра Ипсуича.

— Теперь можете идти, сэр, — сказал сарджент Снаббин.

Мистер Уинкль вышел и пустился бежать как безумный прямо к «Джорджу и Ястребу», где несколько часов спустя его нашел один из лакеев: он лежал на диване, зарывшись головой в подушки, и жалобно скулил.

Треси Тапмен и Огастес Снодграсс были поочередно подвергнуты допросу, и показания каждого из них только усилили впечатление, произведенное показаниями мистера Уинкля.

Затем была вызвана Сьюзен Сендерс, которую допрашивал сарджент Базфаз и передопрашивал сарджент Снаббин. Она всегда говорила и думала, что Пиквик женится на миссис Бардль; она знала, что после июльского обморока их предстоящая свадьба была постоянным предметом обсуждения среди соседей; она услыхала это от миссис Мадберри, которая держит каток для белья, и от миссис Банкин, прачки, но она не видит здесь, в зале, ни миссис Мадберри, ни миссис Банкин; она сама слышала, как мистер Пиквик спрашивал у мальчика, хотел ли бы он иметь нового отца. Она понятия не имеет, состояла ли тогда миссис Бардль в каких-нибудь отношениях с булочником, но знает, что булочник был тогда одинок, а теперь женился. Она не могла бы показать под присягою, что миссис Бардль не была увлечена булочником, но готова допустить, что булочник не был особенно увлечен миссис Бардль, иначе он не женился бы на другой. Она полагает, что миссис Бардль упала в то утро в обморок потому, что Пиквик просил ее назначить день; она помнит, как она (свидетельница) сама рухнула замертво, когда мистер Сендерс просил ее назначить день, и считает, что каждая особа, достойная называться леди, сделала бы при подобных обстоятельствах то же самое.