В назначенный час мистер Пиквик и его друзья в сопровождении Даулера отправились в Залы ассамблей и расписались в книге посетителей. Совершив непродолжительную прогулку по городу, пиквикисты возвратились в гостиницу «Белый Олень» и послали Сэма за билетами на бал.

Дойдя до указанного ему дома на Куин-сквер, он бодро постучался в дверь, которую тотчас же открыл напудренный лакей в роскошной ливрее.

— Здесь живет мистер Бентам, приятель? — осведомился Сэм Уэллер, нимало не смущенный ослепительным великолепием представшей перед ним фигуры.

— Что вам угодно, молодой человек? — высокомерно спросил лакей.

— Если он живет здесь, то отнесите ему эту карточку и скажите, что мистер Уэллер ждет, — сказал Сэм. С этими словами он спокойно прошел в вестибюль и сел.

Напудренный лакей оглушительно хлопнул дверью и величественно нахмурился; но ни хлопанье, ни нахмуривание не произвели ни малейшего впечатления на Сэма, который с явным одобрением рассматривал стойку красного дерева для зонтов.

Реакция мистера Бентама на визитную карточку, по-видимому, расположила напудренного лакея в пользу Сэма, потому что, возвратясь в прихожую, он дружески улыбнулся и сообщил, что ответ будет готов сию же минуту.

— Очень хорошо, — сказал Сэм. — Передайте старому джентльмену, чтобы он не очень потел. Мне не к спеху: я уже пообедал.

— Вы рано обедаете, сэр. Давно вы приехали к нам в Бат, сэр? Я не имел удовольствия о вас слышать.

— Я еще не произвел здесь сенсации, — ответил Сэм, — потому что я и другие светские джентльмены прибыли только вчера вечером.

— Общество, сэр, здесь приятное. Первоклассная прислуга, сэр. Употребляете? — прибавил лакей, протягивая Сэму маленькую табакерку с лисьей головой на крышке.

— Ага, но чихаю.

— Да, признаюсь, — это не легко, сэр, к этому надо привыкать постепенно. Лучше всего практиковаться на кофе. Я долго нюхал кофе, сэр. Он очень напоминает рапе, сэр.

Резкий трезвон колокольчика поставил напудренного лакея перед постыдной необходимостью спрятать лисью голову в карман и со смиренным выражением лица поспешить в «рабочий кабинет» мистера Бентама. Кстати, знал ли кто человека, никогда не читающего и ничего не пишущего, у которого не было бы маленькой задней комнаты, именуемой «рабочим кабинетом»?

— Вот ответ, сэр, — сказал напудренный лакей. — Боюсь, он покажется вам слишком громоздким.

— Не беспокойтесь за меня, — отозвался Сэм, принимая большой тощий конверт. — Даст бог, не рухну под его тяжестью.

— Надеюсь, увидимся, сэр? — говорил лакей, потирая руки и провожая Сэма до дверей.

— Вы очень любезны, сэр! — ответил Сэм. — Не утомляйтесь сверх сил. Помните, что вы значите для общества, и не перенапрягайтесь. Ради любви к ближним берегите свое спокойствие; подумайте только, какая это была бы утрата!

С этими патетическими словами Сэм Уэллер удалился.

Вечером того же дня, ровно без двадцати минут восемь, Энджело Сайрес Бентам, эсквайр, церемониймейстер, высадился из коляски у входа в Залы ассамблей, в том же парике, с теми же зубами, с тем же лорнетом, с теми же часами и брелоками, с теми же перстнями, с тою же булавкою, с той же тростью. Единственные заметные изменения в его наружности состояли в том, что он был облачен в кафтан еще более небесного цвета на шелковой белой подкладке, шелковое белье, черное трико, черные шелковые чулки и бальные туфли, белый жилет и, если это возможно, был чуточку больше надушен.

В этом наряде церемониймейстер, во исполнение важнейших обязанностей, налагаемых на него его наиважнейшей должностью, занял свое место для встречи и приема гостей.

В Бате был разгар сезона, и залы быстро наполнялись публикой. В бальной зале, в игорных залах, на лестницах, в коридорах стоял гул голосов, платья шуршали, перья развевались, огни сияли, драгоценные камни сверкали.

Вокруг игорных и чайных столов толпились чудные старые леди и дряхлые джентльмены, со смаком обсуждавшие очередные скандалы и сплетни. Здесь были и матери семейств, делавшие вид, будто поглощены разговором, но то и дело бросавшие тревожные взгляды на дочерей, которые, помня материнские наставления, флиртовали напропалую.

У дверей и по углам околачивались группками безмозглые молодые джентльмены, демонстрирующие фатовство и тупость во всех существующих видах, забавляя здравомыслящих людей своим гаерством и самодовольством и пребывая в счастливом убеждении, что они предмет всеобщего восхищения.

На задних скамейках сидели незамужние леди критического возраста, которые не танцевали, потому что их никто не приглашал, и не играли в карты из страха прослыть безнадежными старыми девами, а потому имели замечательную возможность злословить обо всех без разбора.