Диккенс Чарльз
Шрифт:
— Том, бездельник, иди сюда.
Мальчик подошел.
— Ты прыгал через все бристольские тумбы, юный лентяй? — сказал мистер Боб Сойер.
— Нет, сэр, не прыгал, — ответил мальчик.
— И не советую! — продолжал мистер Боб Сойер, грозно сдвигая брови. — Ты думаешь, кто-нибудь обратится за помощью к доктору, чей мальчик с утра до ночи играет в шарики или сигает через «подвязку»? У тебя нет никакого уважения к своей профессии. Ты разнес все лекарства?
— Да, сэр.
— И порошки для ребенка в дом, куда недавно въехали жильцы? И пилюли сердитому старому джентльмену с подагрой, чтобы он принимал их четыре раза в день?
— Да, сэр.
— Тогда запри дверь и присматривай за аптекой.
— Однако же дела идут вовсе не так плохо, — заметил мистер Уинкль, когда мальчик ушел. — Вы рассылаете лекарства.
Мистер Боб Сойер выглянул в аптеку, чтобы убедиться, что там нет посторонних, и, наклонившись к мистеру Уинклю, сказал, понизив голос:
— Он всегда ошибается домом.
На лице мистера Уинкля изобразилось недоумение, а Боб Сойер и его друг расхохотались.
— Не понимаете? — спросил Боб. — Он подходит к дому, звонит с черного хода, сует слуге пакет без всякого адреса и уходит. Слуга относит пакет в столовую; хозяин вскрывает и читает надпись на ярлыке: «Микстура — принимать на ночь; пилюли — как прежде; полоскание — употребление известно. От Сойера, преемника Нокморфа». Он показывает ярлык жене, она тоже читает и дает посмотреть слугам. На другой день опять является мальчик: «Простите, ошибка! Так много дел! Столько лекарств разносить. Мистер Сойер, преемник Нокморфа, велел кланяться». Имя становится известно, а это в нашем деле самое главное. У нас есть одна склянка в четыре унции, так она перебывала в половине бристольских домов, да и теперь еще ходит.
— Черт возьми, понимаю! — воскликнул мистер Уинкль. — Превосходная идея!
— О, у нас с Беном таких идей дюжины! — весело ответил Боб Сойер. — Фонарщик получает по восемнадцати пенсов в неделю за то, что всякий раз, когда делает обход, звонит минут по десять в наш ночной звонок; мой мальчик всегда влетает в церковь перед пеньем псалмов, когда все от нечего делать глазеют по сторонам, и, изображая на лице ужас и скорбь, вызывает меня. «Ах, господи, — думает каждый, — кто-то внезапно заболел и прислал за Сойером, преемником Нокморфа. Какая практика у молодого человека!»
Мы, кажется, уже упоминали, что мистер Бенджамин Аллен после приема спиртных напитков становился сентиментален. Но именно в данный период своей жизни мистер Бенджамин Аллен был особенно расположен к магдалинизму, причина каковой болезни состояла в следующем: он гостил у мистера Боба Сойера уже около трех недель; мистер Боб Сойер не отличался воздержанностью, а мистер Бенджамин Аллен не обладал особенно крепкой головой; результатом явилось то, что в течение всего упомянутого промежутка времени мистер Бенджамин Аллен находился в состоянии опьянения, то частичного, то полного.
— Дорогой друг мой, — проговорил мистер Бен Аллен, пользуясь временным отсутствием Боба Сойера, вышедшего к прилавку отпустить несколько вышеупомянутых подержанных пиявок, — дорогой друг мой, я очень несчастен!
Мистер Уинкль выразил живейшее участие и спросил, не может ли он чем-нибудь облегчить скорбь страждущего студента.
— Ничем, дорогой мой, ничем, — сказал Бен, — помните Арабеллу, Уинкль, мою сестру Арабеллу, девчонку с черными глазами... у Уордлей? Если вы всмотритесь в меня, то, может быть, припомните и ее.
Мистер Уинкль не нуждался ни в какой помощи, чтобы вызвать в воображении образ очаровательной Арабеллы, и это было счастье, ибо черты ее брата Бенджамина едва ли смогли бы освежить его память. Он отвечал с возможным самообладанием, что прекрасно помнит названную молодую леди и надеется, что она в добром здоровье.
— Наш друг Боб — чудесный малый, мистер Уинкль, — был единственный ответ Бена Аллена.
— Чудесный, — подтвердил мистер Уинкль, не испытывая чрезмерного удовольствия от такого близкого сопоставления этих двух имен.
— Они созданы друг для друга, посланы в этот мир друг для друга, рождены друг для друга, Уинкль! — проговорил с большим чувством мистер Бен Аллен, хлопнув об стол рюмкой. — Тут особое предназначение, дорогой сэр: между ними только пять лет разницы, и у обоих день рождения в августе.
Мистер Уинкль с замиранием сердца ждал продолжения. Мистер Бен Аллен, уронив несколько слезинок, объяснил, что, несмотря на все его уважение к другу и благоговение перед ним, Арабелла обнаружила совершенно непостижимую и решительную антипатию к его персоне.
— И я думаю, — заключил мистер Бен Аллен, — у нее уже есть какой-то предмет.
— А у вас нет никаких предположений, кто бы это мог быть? — осведомился мистер Уинкль с великим трепетом.
Мистер Бен Аллен схватил кочергу, воинственно помахал ею над головой и в заключение сказал с особой выразительностью, что он много бы дал, чтобы это узнать.
— Я бы ему показал, что я о нем думаю! — добавил он.
И кочерга завертелась снова с еще большим неистовством.
Все это, конечно, действовало очень успокоительно на чувства мистера Уинкля, который несколько минут пребывал в молчании, но потом собрался с духом и спросил: