— Ах, нет, сэр! — ответила Арабелла, бледнея. — О, мистер Пиквик, лучше всего было бы, если бы он узнал об этом от вас. Он такой вспыльчивый и так... сватал мне своего друга мистера Сойера...

— Разумеется, нужно, чтобы вы взяли это дело на себя, уважаемый сэр, — подхватил Перкер. — К вам эти молодые люди отнесутся с почтением, всякого другого и слушать не станут. Вы должны предотвратить раздор, уважаемый сэр.

— Но, ангел мой, — кротко возразил мистер Пиквик, — вы забываете, что я нахожусь под арестом.

— О нет, дорогой мой сэр! — воскликнула Арабелла. — Нет, я ни на секунду об этом не забываю! Меня не покидала мысль, как велики должны быть ваши страдания в этом отвратительном месте. Но я надеялась, что вы сделаете для нашего счастья то, чего вы не хотели сделать для собственного благополучия. Если брат узнает все от вас, я уверена, мы помиримся. Он мой единственный родственник, и если вы не заступитесь за меня, боюсь, я его потеряю.

С этими словами бедная Арабелла закрыла лицо платком и горько заплакала.

Одних этих слез было достаточно, чтобы тронуть сердце мистера Пиквика; но когда миссис Уинкль, утерев глазки, принялась упрашивать и умолять его нежнейшим на свете голоском, он совсем разволновался и, явно не зная, как поступить, стал нервно ощупывать очки, нос, штаны, голову и гетры.

Заметив эти симптомы нерешительности, мистер Перкер, к которому молодая чета явилась утром прямо с дороги, начал со своей юридической проницательностью упирать на то, что мистеру Уинклю-старшему еще ничего не известно о важном шаге, сделанном его сыном; что будущее благосостояние названного сына целиком зависит от той степени приязни, которую сохранит к нему вышеупомянутый Уинкль-старший, каковая приязнь, по всей вероятности, сильно уменьшится, если такое важное событие будет от него долго скрываться; что мистер Пиквик, отправляясь в Бристоль для свидания с мистером Алленом, может с таким же основанием отправиться в Бирмингем для свидания с мистером Уинклем-старшим.

Тут в высшей степени кстати подоспели мистер Тапмен и мистер Снодграсс. Пришлось повторить им всю историю со всеми доводами «за» и «против». Наконец мистер Пиквик, окончательно поколебленный в своей решимости, заключил Арабеллу в объятия и объявил, что она — прелестное создание, что он не в силах противиться счастью новобрачных и что они могут делать с ним все, что им угодно.

Услыхав это, мистер Уэллер тут же отправил Джоба Троттера к знаменитому мистеру Пеллу за документом о своем освобождении, предусмотрительно оставленным его мудрым родителем у этого высокоученого джентльмена; затем он вложил весь свой наличный капитал в приобретение двадцати пяти галлонов портера, который он самолично распределил между всеми желающими; покончив с этим, он стал носиться по тюрьме с криком «ура!» и, только совершенно потеряв голос, вернулся к своему обычному спокойствию и философской невозмутимости.

В три часа пополудни мистер Пиквик в последний раз окинул взглядом свою маленькую камеру и начал пробираться к выходу сквозь толпу должников, которые протискивались вперед, чтобы пожать ему руку.

— Перкер, вот мистер Джингль, о котором я говорил с вами, — сказал он.

— Отлично, уважаемый сэр, — ответил Перкер, критически оглядывая Джингля. — Мы увидимся с вами завтра, молодой человек.

Джингль почтительно поклонился, дрожащими руками пожал руку, протянутую ему мистером Пиквиком, и ушел.

— Джоба вы, кажется, уже знаете? — спросил мистер Пиквик.

— Знаю прошлеца, — отозвался Перкер добродушно. — Позаботьтесь о вашем друге и будьте готовы завтра к часу. Ну что еще?

— Больше ничего, благодарю вас, — проговорил мистер Пиквик и, взяв Перкера под руку, поспешно вышел из тюрьмы, более грустный и приунывший, чем когда входил в нее.

Мистер Бен Аллен и мистер Боб Сойер сидели в маленькой комнате позади аптеки, обсуждая рубленую телятину и виды на будущее, и естественно заговорили о практике, приобретенной вышеупомянутым Бобом, и о вероятности преуспеть на благородном поприще, которому он себя посвятил.

— ...они, я думаю, — заметил мистер Боб Сойер, продолжая развивать тему, — они, я думаю, Бен, довольно сомнительны.

— Кто они? — спросил Бен Аллен, освежая свои мозги глотком пива.

— Мои шансы преуспеть.

— Я о них уже позабыл, — сказал мистер Бен Аллен, — а вот глотнул пивка и вспомнил, что позабыл, Боб... Да, сомнительны.

— И удивительно, как ценят меня бедняки, — задумчиво проговорил Боб Сойер. — Они стучатся ко мне во все часы дня и ночи; поглощают невероятное количество лекарств; ставят себе горчичники и пиявки с упорством, достойным лучшего применения; увеличивают свои семейства совершенно ужасающим образом. И все доверяют мне!

— Это весьма утешительно, — отозвался мистер Бен Аллен, пододвигая свою тарелку к рубленой телятине.