Диккенс Чарльз
Шрифт:
— Быть не может! — вскричал изумленный мистер Пиквик.
— Это еще ничего, сэр. А вот в ночь перед прошлыми выборами противная партия подкупила буфетчицу «Городского Герба», и она подпортила грог четырнадцати избирателям.
— Как это «подпортила грог»? — поинтересовался мистер Пиквик.
— Подмешала снотворного, — ответил Сэм. — Они и завалились на сутки, проспали все выборы. Одного привезли в тачке, думали, сойдет — ничего не вышло, не допустили: отвезли назад, обратно в постель.
— Странные приемы, — проговорил мистер Пиквик то ли про себя, то ли обращаясь к Сэму.
— А еще странней то, что случилось тут же с моим отцом, сэр!
— А что же с ним было? — полюбопытствовал мистер Пиквик.
— Ездил он тут с пассажирской каретой; подошли выборы, одна партия и наняла его доставить избирателей из Лондона. А вечером накануне отъезда является посыльный от другой стороны и уводит отца. Входят: большая комната, тьма джентльменов, горы бумаги, перьев, чернил и все такое. «А, мистер Уэллер! — говорит председатель. — Рад вас видеть, сэр! Как поживаете?» — «Очень хорошо, благодарю вас, сэр. Как вы?» — «Прекрасно, благодарю вас, сэр, — говорит джентльмен. — Присядьте, пожалуйста, мистер Уэллер». Отец садится; уставились друг на друга. «Вы, кажется, меня не узнаете?» — говорит джентльмен. «Да я, кажется, вас никогда и не видал, сэр!» — отвечает отец. «У вас, должно быть, плохая память, мистер Уэллер?» — «Да, неважная!» — «Я так и думал!» — говорит джентльмен. Налил ему стакан вина, обхаживает отца; старик, ясно, разошелся, а тот достал билет в двадцать фунтов, сует ему в руку и спрашивает: «А что, дорога отсюда до Лондона очень плохая?» — «Местами тяжело», — отвечает отец. «Особенно возле канала, кажется?» — «Да, местечко пакостное». — «Ну, мистер Уэллер, вы кучер отменный и с лошадьми управляетесь мастерски. Мы все очень вас ценим, мистер Уэллер! Так что если там что-нибудь приключится, когда вы повезете сюда избирателей, и если они вывалятся в канал без вредных последствий, так вот, эти деньги — ваши». — «Вы очень добры, сэр, — говорит отец, — позвольте еще стаканчик за ваше здоровье!» Выпил, деньги в карман и откланялся. И поверите ли, сэр, — продолжал Сэм, глядя в глаза мистера Пиквика с неподражаемым бесстыдством, — в тот самый день карета опрокинулась у него в том самом месте, и все избиратели высыпались в канал.
— Но их извлекли оттуда? — спросил мистер Пиквик.
— Да как будто недосчитались одного старого джентльмена, — в раздумчивости проговорил Сэм. — Нашли его шляпу, а была в ней голова или нет, неизвестно. Но самое тут удивительное, по-моему, то, что после разговора с джентльменом карета опрокинулась у отца в том самом месте и в тот самый день!
— Это, без сомнения, случай поразительный. Действительно! — согласился мистер Пиквик. — Однако приготовьте мне шляпу, Сэм, я слышу, мистер Уинкль зовет меня завтракать.
Мистер Пиквик спустился в столовую. Завтрак был уже подан, и семейство сидело за столом. Подкрепившись, джентльмены накололи на шляпы огромные синие кокарды, сооруженные ручками миссис Потт. Мистер Уинкль взялся сопровождать эту леди, а мистер Пиквик и мистер Потт отправились в гостиницу «Городской Герб», из окна которой один из членов комитета мистера Сламки говорил речь шести мальчишкам и одной девочке, то и дело величая их «мужами Итенсуилла», на что вышеупомянутые шесть мальчишек отзывались радостными воплями.
Двор гостиницы был занят целой армией синих знамен и флагов с подобающими лозунгами на них. Гремели барабаны, трубы, фаготы. Толпились избиратели с синими кокардами на шляпах, констебли с синими жезлами в руках и человек двадцать членов комитета с синими шарфами через плечо.
Когда в одном из окон показалась рыжая голова мистера Потта, толпа разразилась продолжительным криком, и синее знамя, с огромной надписью: «Свобода печати!», бурно заколыхалось. Но восторг достиг пределов неописуемых, когда в том же окне появился сам почтенный Сэмюел Сламки, в сапогах с отворотами и в синем галстуке, и, пожимая руку названного Потта, стал мелодраматическими жестами выражать свою невероятную признательность «Итенсуиллской газете».
— Все готово? — спросил почтенный Сэмюел Сламки мистера Перкера.
— Все, уважаемый сэр, — ответил маленький человек. — У выхода вас встретят двадцать хорошо отмытых мужчин, которым вы должны пожать руки, и шесть женщин с грудными младенцами, которых вам придется погладить по головкам и спросить, сколько им месяцев. Особенное внимание к детям, уважаемый сэр! Это всегда сильно действует.
— Постараюсь, — сказал почтенный Сэмюел Сламки.
— И быть может, уважаемый сэр, — прибавил предусмотрительный человечек, — если бы вы могли — я не говорю, что это обязательно, — но если бы вы могли поцеловать одного из них, это произвело бы огромное впечатление на толпу.
— Не достигнем ли мы такого же эффекта, если пропонент или секундант сделают это за меня? — спросил почтенный Сэмюел Сламки.
— Боюсь, что нет, — отвечал агент. — Если вы сделаете это сами, уважаемый сэр, ваша популярность очень возрастет.
— Хорошо! — произнес почтенный Сэмюел Сламки покорно. — Тогда нужно это сделать — вот и все.
Под возгласы собравшейся толпы оркестр, констебли, члены комитета, избиратели, всадники, экипажи заняли свои места; в коляски набилось столько джентльменов, сколько могло вместиться в них стоя. В экипаже мистера Перкера поместились мистер Пиквик, мистер Тапмен, мистер Снодграсс и с полдюжины членов комитета.
Наступил момент страшного напряжения, ждали, когда почтенный Сэмюел Сламки займет свое место в экипаже. Вдруг в толпе раздались громкие крики «ура!».
— Идет! — в возбуждении проговорил маленький мистер Перкер.
Новые «ура!», еще громче.
— Пожимает руки! — вскричал маленький агент.
Новые «ура!», еще сильнее.
— Гладит детей по головкам, — объявил мистер Перкер, дрожа от волнения.
Взрыв аплодисментов потряс воздух.
— Целует ребенка! — воскликнул восхищенный маленький джентльмен.