Диккенс Чарльз
Шрифт:
— Нет, нет! — перебил его мистер Пиквик. — Во всем виноват я. Непременно оденьтесь разбойником.
— Нет, нет, — отвечал мистер Тапмен.
— Вы оденетесь для меня, — настаивал мистер Пиквик.
— Хорошо, хорошо, я оденусь, — сказал мистер Тапмен.
Мистер Лио Хантер не преувеличивал запасов мистера Соломона Лукаса. Гардероб у него был богатый, очень богатый, возможно, не строго классический и не совсем новый, да и не нашлось бы в нем ни одного наряда, выдержанного в стиле какой-либо эпохи, но зато каждая вещь была в большей или меньшей степени усыпана блестками, а что может быть красивее блесток!
Пиквикисты наняли экипаж в «Городском Гербе», и там же была заказана коляска, которой предстояло доставить мистера и миссис Потт во владения миссис Лио Хантер.
Настало утро. Мистер Тапмен был восхитителен в костюме разбойника. В своей узкой куртке он напоминал со спины дамскую подушечку для булавок; верхняя часть его ног была упакована в бархатные штанишки, а нижняя забинтована сложной сетью обмоток, к которым все разбойники питают особенное пристрастие. Приятно было видеть над открытым воротом разбойничьей рубахи его честное и добродушное лицо, украшенное пышными усами и вымазанное жженой пробкой, и созерцать его шляпу в форме сахарной головы, отделанную лентами всех цветов и лежавшую у него на коленях, потому что ни один крытый экипаж не позволил бы ей поместиться между головой человека и своею крышей. Наружность мистера Снодграсса была не менее приятна: голубой атласный плащ и коротенькие пышные штанишки ему под пару, белое шелковое трико и туфли, греческий шлем, — каковой костюм, как всякому известно (а если не всякому, то мистеру Соломону Лукасу), являлся подлинным повседневным костюмом трубадуров, с самых ранних времен и до момента их полного исчезновения с лица земли.
Когда оба экипажа подкатили к подъезду мистера Потта, дверь распахнулась и показался великий Потт, наряженный русским приставом, со страшным кнутом в руке — изящный символ суровой мощи «Итенсуиллской газеты». Вслед за ним появилась миссис Потт, которая очень походила бы на Аполлона, если бы на ней не было платья; ее сопровождал мистер Уинкль, который в своем светло-красном фраке мог бы быть безошибочно принят за спортсмена, если бы не имел столь же разительного сходства с почтмейстером. Последним шествовал мистер Пиквик, трико и гетры которого также привели в полный восторг уличных мальчишек, видимо принявших их за какие-то атрибуты средневековья. Вся компания разместилась в двух экипажах и проследовала во владения миссис Лио Хантер.
Сад — размером не менее акра с четвертью — был переполнен гостями. Никто и никогда не видал такого фейерверка красоты, изящества и литературных талантов. Здесь была молодая леди, «делавшая» поэзию в «Итенсуиллской газете», в костюме султанши; она опиралась на руку молодого джентльмена, который «делал» критику и который, как подобает, нарядился в фельдмаршальскую форму — только без фельдмаршальских сапог. Здесь было множество подобных гениев, о встрече с которыми полагалось бы мечтать всякому рассудительному человеку. Больше того, здесь было с полдюжины лондонских литературных львов — писателей, настоящих писателей, которые пишут целые книги и даже потом их печатают. И главное, здесь была миссис Лио Хантер в костюме Минервы; она принимала гостей, преисполненная удовольствия и гордости от сознания, что у нее собирается такое изысканное общество.
— Мистер Пиквик, — доложил слуга, когда этот джентльмен со шляпой в руках и с разбойником и трубадуром по бокам подошел к богине.
— Как? Где? — вскричала миссис Лио Хантер, вздрагивая от восхищения.
— Здесь, сударыня! — произнес, отвешивая низкий поклон, мистер Пиквик. — И позвольте мне представить автору «Испускающей дух лягушки» моих друзей: мистер Тапмен, мистер Уинкль, мистер Снодграсс.
Тот, кто не испытал этого на себе, не может даже вообразить, как трудно кланяться в зеленых бархатных штанишках, в узкой курточке и высоченной шляпе; или в голубых атласных «фонариках» и белом трико; или в плотных лосинах и высоких сапогах, — которые изготовлены без малейшего представления о размерах того, кому приходится их носить.
— Мистер Пиквик, — затараторила миссис Лио Хантер, — вы должны обещать, что не отойдете от меня весь день. Здесь уйма людей, которых я должна вам представить. Прежде всего — мои малютки, — продолжала Минерва, указывая на двух девиц, из коих одной было лет около двадцати, а другой — на год или на два больше, одетых в детские платьица, — для того ли, чтобы они сами казались юными, или для того, чтобы еще более юной выглядела их мамаша, об этом мистер Пиквик умалчивает.
— Они прелестны, — сказал мистер Пиквик, когда малютки отошли после церемонии представления.
— Как две капли воды похожи на мать, — величественно заметил мистер Потт.
— Ах вы, шалун! — воскликнула игриво миссис Лио Хантер и слегка хлопнула издателя веером по руке (Минерва была с веером).
Пока шла процедура представления и завязывались знакомства, четыре певца из неведомых земель расположились для живописности перед маленькой яблоней и затянули свои национальные песни, нетрудные, по всей видимости, для исполнения, поскольку весь секрет их как будто состоял в том, что трое певцов должны были рычать, а четвертый завывал. Когда этот интересный концерт закончился громкими рукоплесканиями всего общества, тотчас выскочил какой-то подросток, запутался в перекладинах стула, прыгал через него, подлезал под него, катался с ним по земле, делал с ним все что угодно, только не сидел на нем. Затем он завязал собственные ноги вокруг шеи на манер галстука и, наконец, проиллюстрировал легкость, с которою человеческое существо может превращаться в жабу. Вслед за сим послышался голос миссис Потт, прочирикавший нечто, из вежливости воспринятое как романс. Исполнение было строго классическое и совершенно в духе образа, ведь Аполлон — композитор, а композиторы весьма редко умеют исполнять собственные произведения, да и чужие тоже. Затем воспоследовала декламация миссис Лио Хантер, которая прочла свою прославленную «Оду к испускающей дух лягушке», каковое чтение было бисировано, и было бы бисировано еще раз, если бы большинство гостей, считавших, что наступила самая пора завтракать, не заявило, что просто неприлично злоупотреблять Минервиной добротой.
Тогда распахнулись двери в столовую, и все, кто бывал здесь прежде, ринулись к ним: у миссис Лио Хантер было так заведено, что приглашения рассылались ста персонам, а завтрак готовился на пятьдесят, или, другими словами, она кормила только заслуживающих особого внимания львов и предоставляла менее значительным животным заботиться о себе самим.
— А где же мистер Потт? — спросила миссис Лио Хантер, разместив вокруг себя упомянутых львов.
— Я здесь! — отозвался издатель из отдаленнейшего угла столовой.