— Что? — спросил рыжеволосый человек, окидывая мистера Уэллера высокомерным взглядом. — Ваш друг, сэр?

— Не совсем так, — ответил мистер Пиквик вполголоса. — Собственно — мой слуга, но я позволяю ему некоторые вольности, потому что он — оригинал, и, говоря откровенно, я им горжусь.

— А-а! — протянул рыжеволосый. — Это, видите ли, дело вкуса. Я не люблю ничего оригинального, не вижу в нем необходимости. Ваше имя, сэр?

— Вот моя карточка, сэр, — ответил мистер Пиквик, которого забавляли манеры незнакомца.

— Так! — сказал тот, вкладывая карточку в бумажник. — Пиквик? Очень хорошо. Я люблю знать имя человека: так спокойнее. Вот моя карточка, сэр. Магнус, как видите, сэр. Это моя фамилия. Хорошая, не правда ли, сэр?

— Очень хорошая, сэр! — подтвердил мистер Пиквик, не имея сил удержаться от улыбки.

— Да, и перед ней стоит хорошее имя. Вот — Питер Магнус! Славно звучит, не правда ли, сэр?

— Очень, — согласился мистер Пиквик.

— Любопытное совпадение инициалов, сэр, — сказал мистер Магнус. — Заметьте: P. M. — post meridiem. В записочках к друзьям я часто подписываюсь: «Пополудни». Это очень их развлекает, мистер Пиквик.

— Джентльмены, — прервал их разговор конюх, — карета готова, пожалуйте.

— Все мои вещи уложены? — спросил мистер Магнус.

— Все в порядке, сэр.

— А красный сак?

— Все в порядке, сэр.

— А полосатый сак?

— Под козлами, сэр.

— А сверток в вощеной бумаге?

— Под сиденьем, сэр.

— А кожаный футляр для шляпы?

— Все на месте, сэр.

— Ну что же, садимся? — сказал мистер Пиквик.

— Извините, мистер Пиквик, — отозвался Магнус, уже стоявший на колесе, — по лицу этого человека я вижу, что кожаный футляр не уложен.

Торжественные заверения конюха действия не возымели. Кожаный футляр пришлось достать с самого дна ящика под козлами; когда Магнус убедился в его целости, у него возникло чувство, что красный сак уложен неправильно, потом — что полосатый украден, потом — что сверток в вощеной бумаге развязался. Наконец, когда ему была наглядно продемонстрирована неосновательность всех его подозрений, он решился взобраться на крышу кареты, заметив, что теперь, когда его опасения рассеялись, он чувствует себя довольным и счастливым.

— У вас, должно быть, нервы пошаливают, сэр? — осведомился мистер Уэллер-старший, искоса поглядывая на рыжего, карабкавшегося на свое место.

— Да, я вообще чувствителен к мелочам. Но теперь — все в порядке, вполне.

— Ну и слава богу! — произнес мистер Уэллер. — Сэмми, подсади-ка своего хозяина ко мне на козлы. — Другую ногу, сэр, вот так! Давайте сюда руку, сэр! Раз, два, взяли! Мальчиком вы были полегче, сэр.

— Совершенно верно, мистер Уэллер, — благодушно сказал мистер Пиквик, переводя дыхание и усаживаясь рядом с ним.

— Прыгай на переднее место, Сэмми, — скомандовал мистер Уэллер. — Ну, Вильям, выводи коней... Берегите головы, джентльмены, впереди арка! Хорош, Вильям. Отпускай.

И карета покатила по Уайтчеплу к восхищению всех обитателей этого весьма густонаселенного квартала.

На главной улице Ипсуича, недалеко от ратуши, располагается гостиница, широко известная под названием «Большой Белый Конь»: над главными ее воротами высится огромная каменная статуя, изображающая какое-то буйное животное с развевающимися хвостом и гривой.

У этих-то ворот каждый вечер, в один и тот же час, останавливалась лондонская карета. В тот самый вечер, до которого мы добрались в нашем повествовании, с ее крыши спустились мистер Пиквик, Сэм Уэллер и мистер Питер Магнус.

— Вы остановитесь здесь, сэр? — спросил мистер Питер Магнус, когда красный сак, полосатый сак, кожаный футляр и сверток в вощеной бумаге были благополучно перемещены в вестибюль гостиницы.

— Да, сэр, — ответил мистер Пиквик.

— Господи, боже мой! — вскричал мистер Питер Магнус. — Сколько поразительных совпадений! Представьте, я тоже остановлюсь здесь! Надеюсь, мы обедаем вместе?

— С удовольствием, — отвечал мистер Пиквик, — Только, может быть, я встречу здесь друзей. Послушайте, половой, нет ли среди постояльцев джентльмена по фамилии Тапмен?

Тучный человек, с видавшей виды салфеткой под мышкой и в чулках одной с нею свежести, неохотно оторвался от своего занятия, состоявшего в созерцании улицы, когда мистер Пиквик задал ему свой вопрос, и, тщательно исследовав наружность этого джентльмена от тульи его шляпы и до последней пуговицы гетр, выразительно проговорил: