— Это не совсем то, что я имел в виду, Сэм, — с улыбкою заметил мистер Пиквик.

— Все от добрых чувств, сэр, с наилучшими побуждениями, как говорил джентльмен, сбежав от жены, которую чуть не свел в могилу, — отвечал мистер Уэллер.

— Можете идти, Сэм, — сказал мистер Пиквик.

Принарядившись, Сэм занял место на крыше эрендельской кареты и отправился в Доркинг.

«Маркиз Грэнби» в те времена, когда там заправляла миссис Уэллер, мог считаться образцом постоялого двора: он был достаточно велик, чтобы вместить все удобства, и достаточно мал, чтобы выглядеть уютно. На противоположной стороне дороги стоял столб с большой вывеской, представлявшей собой поясной портрет джентльмена апоплексической наружности в красном мундире с синими отворотами и с разводами того же цвета над его треуголкой, изображавшими небо. Над небом были нарисованы два флага, а под нижней пуговицей мундира — две пушки, и все это создавало яркий и достоверный образ славного маркиза Грэнби.

В окне буфетной красовались чудесная коллекция гераней и сверкающий ряд бутылок. О превосходном качестве отпускавшихся там горячительных напитков можно было судить по скопищу поселян и конюхов, слонявшихся у дверей конюшни и вокруг водопойной колоды.

— Ну что там еще? — раздался пронзительный женский голос, как только Сэм просунул голову в дверь. — Что вам нужно, молодой человек?

Голос принадлежал довольно пышной, не лишенной приятности леди, которая сидела у камина, раздувая мехами огонь. Она была не одна: по другую сторону камина, в кресле с высокой спинкой, восседал джентльмен, с длинной и негнущейся, как спинка его кресла, спиной, тотчас привлекший внимание Сэма.

Это был красноносый субъект с постной вытянутой физиономией и глазами гремучей змеи — острыми, но весьма неприятными. На нем были короткие штаны и черные бумажные чулки, — как и все его одеяние, сильно полинялые. Длинные концы белого галстука болтались поверх его наглухо застегнутого жилета. Пара поношенных перчаток, широкополая шляпа и старый выцветший зонтик лежали рядом на стуле.

Огонь ярко пылал, чайник весело пел, на столе стоял чайный прибор, у огня шипело блюдо с пропитанными маслом гренками, а сам красноносый занимался превращением очередного куска хлеба в это аппетитное кушанье, ловко орудуя длинной вилкой. Перед ним дымился стакан с ананасовым грогом, в котором плавал ломтик лимона, и каждый раз, наклоняясь, чтобы поднести хлеб к глазам и посмотреть, хорошо ли тот прожарен, он отхлебывал глоток своего напитка и улыбался раздувавшей огонь пышной леди.

Сэм настолько углубился в созерцание этой уютной картины, что пропустил мимо ушей первый вопрос пышной леди. Она повторила его дважды, всякий раз в более пронзительном тоне, прежде чем Сэм заметил все неприличие своего поведения.

— Дома хозяин? — спросил он наконец.

— Нет, — ответила миссис Уэллер, ибо пышной дамой была именно она, — его дома нет, и я не жду его сегодня.

— Значит, он сегодня уехал? — сказал Сэм.

— Может быть, а может быть и нет, — отвечала миссис Уэллер, намазывая маслом кусочки хлеба, которые поджаривал красноносый человек. — Я ничего о нем не знаю и знать не хочу. Прочтите молитву, мистер Стиггинс.

Красноносый человек прочел молитву и с жадностью набросился на еду.

При первом же взгляде на него Сэм заподозрил, что это тот самый помощник пастыря, о котором ему говорил отец. Когда он увидел прожорливость этого джентльмена, его сомнения рассеялись, и он сразу сообразил, как нужно действовать, чтобы обеспечить себе здесь временный приют. Он спокойно открыл дверку буфетной стойки и не спеша вошел.

— Как поживаете, дорогая мачеха? — осведомился Сэм.

— Не иначе как какой-нибудь Уэллер! — проговорила миссис Уэллер не слишком приветливо.

— Не иначе, — ответил невозмутимый Сэм, — и я надеюсь, что вот этот преподобный джентльмен извинит меня, если я скажу, что желал бы быть тем самым Уэллером, которому вы принадлежите, дорогая мачеха.

Комплимент убивал двух зайцев сразу: давал понять миссис Уэллер, что она особа весьма приятная, и мистеру Стиггинсу, что наружность у него поповская. Чтобы закрепить свой успех, Сэм тотчас подошел к мачехе и поцеловал ее.

— Убирайтесь! — воскликнула миссис Уэллер, отталкивая его.

— Стыдитесь, молодой человек, — сказал джентльмен с красным носом.

— Ничего обидного, сэр, ничего! — отозвался Сэм. — Хотя вы правы: не следует этого делать, когда ваша мачеха так молода и хороша собой, не правда ли, сэр?

— Все это — тщета, — заметил мистер Стиггинс.

— О да! — подтвердила миссис Уэллер.

Сэм думал то же самое, но воздержался от выражения своего мнения.

Помощник пастыря явно был не в восторге от появления Сэма, и миссис Уэллер, хоть и польщенная комплиментом, всем своим видом показывала, что без всякого неудобства для себя обошлась бы без Сэма. Но он был здесь, и так как выставить его было неприлично, то пить чай сели втроем.

— Как отец? — спросил Сэм.

При этих словах миссис Уэллер воздела руки и закатила глаза, как будто одно упоминание этого имени причиняло ей мучение.

Мистер Стиггинс тяжко вздохнул.

— Что такое с этим джентльменом? — полюбопытствовал Сэм.

— Он скорбит о пути, по которому идет ваш отец.

— Ах, он скорбит, в самом деле? — сказал Сэм.

— И имеет много оснований, — с важностью добавила миссис Уэллер.

Мистер Стиггинс с тяжким вздохом взял новый гренок.