Диккенс Чарльз
Шрифт:
— А-а! — протянул мистер Пиквик.
— А-а! — протянул жирный парень, переводя глаза с трески на бочонки с устрицами и радостно ухмыляясь. Он стал еще толще.
— У вас довольно румяный вид, друг мой, — сказал мистер Пиквик.
— А я спал слишком близко от огня, — ответил толстяк, действительно красный, как раскалившийся кирпич. — Хозяин прислал меня с тележкой забрать ваш багаж. Хотел прислать верховых лошадей, да подумал, вам захочется пройтись, день-то холодный.
— Да, да, пешком лучше, — с живостью подхватил мистер Пиквик. — Сэм!
— Сэр?
— Помогите слуге мистера Уордля уложить наши вещи в тележку, а мы пойдем вперед.
Отдав это приказание и рассчитавшись с кучером, мистер Пиквик и его друзья бодро зашагали по тропинке через поля.
Сэм с большим изумлением взглянул на жирного парня, но не произнес ни слова. Он принялся быстро укладывать вещи в тележку, в то время как толстяк спокойно стоял возле него и, по-видимому, находил огромный интерес в созерцании того, как работает мистер Уэллер.
— Ну вот и все! — констатировал Сэм, бросая в тележку последний саквояж.
— Да, все! — повторил Джо удовлетворенно.
— Ну-с, молодой уникум, — сказал Сэм, — вы юнец редчайших статей.
— Благодарю вас.
— Нет ли у вас чего на душе, что заставляло бы вас мучиться? — спросил Сэм.
— Нет, кажется, — ответил толстяк.
— Может, влюблены?
Джо отрицательно покачал головой.
— Рад слышать это. Пьете?
— Предпочитаю поесть.
— Нетрудно догадаться, но я вот что имею в виду: не пропустить ли нам чего-нибудь согревающего? Хотя при таком плотном устройстве вы, верно, никогда не мерзнете...
Они тотчас заняли место в «Синем Льве», и толстяк одним духом осушил стакан, — подвиг, который значительно поднял его в добром мнении мистера Уэллера. Когда мистер Уэллер произвел в свою очередь ту же операцию, оба направились к тележке.
— Вы умеете править? — спросил толстяк.
— Пожалуй, справлюсь, — отвечал Сэм.
— Тогда вот, — проговорил толстяк, подавая ему вожжи, — всю дорогу прямо, сбиться нельзя.
Произнеся эти слова, он растянулся рядом с треской, подложил под голову бочонок с устрицами и сразу заснул.
Между тем мистер Пиквик и его друзья весело шагали вперед. Земля была твердая; заиндевевшая трава хрустела под ногами; морозный воздух был сух и приятен; быстрое приближение серых сумерек заставляло друзей предвкушать уют гостеприимного дома.
Навстречу им вышло многочисленное шумное общество. Во-первых, здесь был сам Уордль, более радостный, если это возможно, чем когда-либо; затем, здесь была Белла с преданным ей Трандлем; и наконец, здесь была Эмили и еще восемь или десять молоденьких леди, съехавшихся к завтрашней свадьбе и оглашавших поля и проселки своими шутками и смехом.
По дороге к дому мистер Уордль сообщил мистеру Пиквику, что они всей компанией ходили осматривать гнездышко, в котором молодые будут жить после Рождества. При упоминании об этом Белла и Трандль раскраснелись не меньше толстяка Джо после его сна у камина. Юная леди с черными глазками что-то прошептала на ухо мисс Эмили, лукаво поглядывая на мистера Снодграсса. Эмили ответила ей, что та говорит глупости, но тем не менее вспыхнула, а скромный, как все гении, мистер Снодграсс, почувствовал, что заливается краской по самую макушку, и от души пожелал, чтобы указанная леди, со своими черными глазками и со своим лукавством, благополучно переместилась в соседнее графство.
Старая леди восседала в гостиной с обычной своей величавостью, но она была в дурном настроении, а вследствие этого особенно плохо слышала. Она никогда не выходила из дому и, как большинство ее сверстниц, считала все, чего она сама не может делать, изменою установленным в доме порядкам. Итак, она восседала, выпрямившись, в своем кресле и бросала вокруг себя свирепые взоры, которые окружающим казались... благожелательными!
— Матушка, — сказал Уордль, — мистер Пиквик. Вы его помните?
— Нет, я ничего не слышу.
— Ни к чему это, матушка, — сказал Уордль. — Перестаньте капризничать. Подумайте о Белле, не огорчайте ее.
Добрая старая леди расслышала, потому что губы у нее дрогнули. Но у возраста есть свои маленькие слабости, и, расправляя складки платья, она обратилась к мистеру Пиквику:
— О, мистер Пиквик! В наше время молодежь была совсем иной!
— Совершенно верно, сударыня, — согласился мистер Пиквик, — потому-то я всегда так радуюсь, когда вижу людей старого закала.