какой-то интимный оттенок.

Теперь, когда сзади никто не шел и не видел ее плешины,

Останкин вдруг почувствовал, что в его одиночестве – это

единственно близкая душа, пожалевшая его и пригревшая своей

нежной женской лаской.

310

И ему захотелось ей рассказать все... Рассказать ей, что его

отсиживание, кажется, сыграло с ним дурную шутку: он потерял

свою позицию и не знает, с кем он и против кого. Кажется, ни с

кем и ни против кого.

Но он искоса подозрительно посмотрел на Раису Петровну и

ничего не сказал.

– Какой-то незнакомый субъект сейчас все следил за мной и

потом очень язвительно, как мне показалось, сказал: «Нет-нет да

встретишь земляка...» А я даже не знаю, кто он,– проговорил он

через минуту.

– Э, милый друг, стоит обращать внимание. Давайте хоть на

сегодня забудем обо всем! Хорошо?

Она сказала это так энергично и весело, что Останкину тоже

вдруг показалось море по колено. Он забежал в открытый еще

кооператив и купил бутылку шампанского.

Они пришли прямо к Раисе Петровне. Ее небольшая комната

с широким диваном была уютно увешана коврами, старинными

гравюрами и репродукциями с картин старых итальянских

мастеров.

На туалетном и угольном столике были расставлены вещицы

музейной ценности.

И вся комната как бы имела один стиль с хозяйкой, у которой

на глухом черном платье с кружевным воротничком висела

длинная нитка из египетских амулетов.

Раиса Петровна, остановившись перед зеркалом, с улыбкой

оглянулась на Останкина, оправляя сзади шпильки в пышных

волосах, потом сказала:

– Это все, что у меня осталось,– и она провела рукой,

указывая на вещи и ковры.– Ну, как же мы устроим?

Они решили к дивану придвинуть маленький столик и на

нем поставить вино и закуски.

А еще через некоторое время Останкин положил ей голову

на колени, лицом вверх и лежал так, чувствуя незнакомое ему

блаженство.

Он лежал и тихо проводил своей рукой по нежному и

тонкому шелку ее рукава выше локтя, в том месте, где шелк

плотно облегает полную часть руки. Она не отстранялась.

Останкин поднял руку выше и гладил ее по плечу. Потом взял за

шею и стал тихонько наклонять к себе ее голову.

Она, поняв, чего он хочет, замолчала и, не сразу поддаваясь

его движению, смотрела ему в глаза, голова ее все ниже и ниже

311

наклонялась над ним. Черные блестящие глаза ее все больше и

больше приближались к нему.

Вдруг в дверь постучали.

Останкин вскочил так поспешно, как будто он ждал этого

стука, но в самый последний момент забыл о нем. Вскочил и

почему-то прежде всего спрятал бутылку под диван.

– Кто там? – спросила Раиса Петровна и подошла к двери.

– Вас спрашивают,– сказала она.

Останкин, побледнев, пошел к двери. За дверью стоял его

сосед.

– Простите, что беспокою,– сказал он,– к вам два раза

звонили и спрашивали, когда вы придете. А я не видал, что вы

уже пришли.

– Кто звонил, не говорили?

– Упорно не говорят. Сказали только, что они до часу ночи

еще раз позвонят.

– Мужской или женский голос? – спросил Останкин.

– Мужской.

Останкин вернулся в комнату с таким видом, как если бы ему

сказали: «Приготовьтесь, в час ночи за вами придут и возьмут

вас неизвестно куда».

Раиса Петровна уже сама подошла к нему и, взяв его руку, с

тревогой спросила:

– Что там?

– Я сам не знаю, что-то непонятное...– ответил Останкин.

И кое-как простившись с Раисой Петровной, он ушел к себе.

Она, стоя в дверях своей комнаты, провожала его тревожным

взглядом близкой женщины, когда он шел по коридору.

IX

Останкин не спал почти всю ночь. Часов до трех он ходил по

комнате, все ожидая звонка. Он был почти уверен, что звонил

человек с малиновыми петличками.

Раз он знает его фамилию, то он так же знает, кто его отец. И

вполне естественно, что он заинтересуется, как Леонид