Вытащив из «инстаграма» несколько особенно пикантных фоток, Робин отправила их Джареду с подписью «Только посмотри на этот пиздец!». После чего она вновь вышла на аккаунт Викандер и написала под одним из фото, на котором Майкл лапает Алисию за задницу, следующее: «Алисия, ты долбаная шлюха! Майкл трахнет тебя и выкинет, как презерватив, в который он сольет свою вонючую сперму. P.S. С твоим талантом лучше сниматься в студии Private. Счастливого Рождества!»

Прежде чем Робин закрыла «инстаграм», совершенно взбешенная увиденным, в комнату вошел Том. В руках у него была бутылка рислинга и два бокала.

– Том, ты не представляешь, что я сейчас увидела! – с горячностью Робби принялась рассказывать мужчине о фотографиях, пока тот наполнял бокалы и слушал ее, мрачнея на глазах.

Когда Уильямс, наконец, замолчала и взглянула на Тома, ожидая поддержки и обвинений в сторону «этого ебаного козла Фассбендера», мужчина выхватил у нее из рук телефон и процедил сквозь зубы:

– Мы можем хотя бы сегодня не обсуждать твоих друзей?!.

– Но…

– Я не хочу слушать обо всем этом, Робин!.. – Том опустился на кровать и протянул девушке вино. – Мы разберемся со всем этим, обещаю. Только, пожалуйста, давай не будем говорить об этом сейчас.

Удовлетворенно улыбнувшись, Робби отбросила одеяло, обнажив свою грудь, и медленно опустилась на подушки, пальчиком подманивая Тома прилечь рядом.

– Тебе придется вытрахать из меня всю злость, человек, – хихикая, прошептала она. – Ибо я очень, очень зла…

С этими словами она развела ноги и провела рукой по своему животу, спускаясь ниже. Влашиха наклонился и поцеловал Робби в выступающую на бедре косточку.

– Ни капли стыда… – прошептал он, целуя девушку ниже.

Патти сидела в зале ожидания, ее рейс из Сан-Франциско отправлялся в начале десятого, слишком поздно для четырехлетнего мальчишки, который не слез с них, пока ему не пообещали, что он сможет провести ее в аэропорт. И теперь она сидела на своих вещах, склонившись над испачканными краской пальцами. Беспощадный свет огромных белых ламп сразу явил ее взору все огрехи. Маникюр был загублен настолько, что вряд ли ее спас бы даже непрозрачный матовый лак, наложенный поверх. Масло было везде: на кутикулах, под ногтями, даже в царапинах, о существовании коих девушка раньше и не догадывалась.

Кеды, вытянутая футболка и выстиранные джинсы – так она позволяла себе ходить только здесь. Эти вещи напоминали ей, что в Сан-Франциско она действительно отдыхает, что здесь все иначе. Здесь она не фэнш-редактор, внешний вид которой – ее визитная карточка, здесь она дома. Но этот же дресс-код привлекал к ней пассажиров, которые совершенно не вписывались в образ ее родственников, хотя и считали всех братьями и сестрами. Только что из кресла напротив встал парень, который советовал ей купить скипидара, а если не поможет, то просто обрезать ногти и не париться. Не париться у гребаных хиппарей получалось лучше всего, а Патрицию начало напрягать, напоминая о скором возвращении в ЛА к работе и прочим неразрешенным проблемам. Ну хоть подарок Джареду придумала и не придется покупать какую-то чушь в одном из магазинов для тех, кто считает, что цена подарка лучший показатель проявляемой симпатии.

– Телефон. – Патти, сняв наушник, наконец разобрала, что хотела от нее девушка, сидевшая напротив. Бэйтман благодарно улыбнулась и потянулась к «блэкберри».

– Да, Майкл, – протянула она с ленцой. – Неужели вспомнил о моем существовании и решил пожелать веселых прошедших праздников?

Чего-чего, а сердечных пожеланий в стихах от Майкла Фассбендера она не ожидала. Позвони он ей с пожеланиями хорошего Рождества прямо в канун праздника, Патриция вряд ли смогла бы поднять с пола отвисшую челюсть. Мужчина поехал домой и, если верить всем сплетням со страниц интернета, праздновал либо с мамой, либо с МакЭвоем. Если у них, конечно, не состоялось знакомство с родителями. Тогда оба варианта не исключались.

– Вообще-то я хотел бы поговорить о твоей драгоценной подруге. Что она себе позволяет? – голос его звучал раздраженно, он был в шаге от того, чтобы сорваться на крик.

Как и Патриция. Она была не из тех, на кого можно повышать голос. Только Патриция Бэйтман имела право выходить из себя, орать и выставлять претензии. И то по делу. Не то чтобы она совершенно не переносила критики, замечаний или верила в собственную непогрешимость, но в этом частном случае совершенно не понимала, каким боком она отвечает за действия «драгоценной подруги», видимо, по имени Робин и какое право мистер Фассбендер имеет их воспитывать.

– Что произошло? – Патти из последних сил попыталась придать голосу ничего не выражающий тон.

– Она оскорбила мою коллегу по работе. Очень грубо, Патриция.

– Что ж, – хмыкнула девушка, – значит, у нее был на это повод. Робин Уильямс оскорблений на ветер не бросает. Обычно, они очень точно передают суть проблемы.

Робби вообще была тем человеком, которому Патриция обязана за просвещение по части обсценной лексики, если бы не ее мастер-классы, девушка вряд ли нашла бы подход к своим особо одаренным сотрудникам.

– Я еще, как только мы познакомились с ней, понял, что, как и любой модели, мозгов ей не хватает. И ладно она подняла весь этот гребаный скандал в «инсте», завалив пиарщиков дополнительной работой. Им и платят за то, чтобы они разгребали дерьмо. Но Робин очень обидела Алисию, бедняга примчалась ко мне вся в слезах.

И пришлось утешить ее большим хреном, подумала Патти, еще не зная, насколько она близка к истине. Хрен хотелось забить на этот разговор и на Майкла разом, девушка совершенно не хотела вновь возвращаться к своему рабочему стервозному настроению. Еще хотя бы один день. Неужели это так много?