– Плохо не знать языков, – кивнул Марк. – Итак, что мы едим? – он стукнул ладонями по столу и завертел головой. – Давай хотя бы морковки – помнишь? Как они там... Эммемест.

– Эммемест, – Гессех усмехнулся и качнул головой. – Оддетт аан лейкестдейт.

Откуда ни возьмись появился человек в униформе. Гессех сухо распорядился, тот исчез. Через минуту вернулся и поставил на стол поднос, накрытый мерцающей тканью. Гессех сдернул ткань – на матово-черном подносе, в обрамлении голографически-золотого узора, лежал некий резаный дольками плод. Он был похож на апельсин, только мякоть – по-странному серо-голубоватая в оттенках огня – казалась не сочной, а больше мясистой; кожура была тоньше и покрыта золотистым пушком. Распространился терпковатый освежающий аромат.

В тот момент когда Гессех тронул пальцами волшебную дольку, помещение содрогнулось тяжелым ударом. Вспомнился тот, самый первый длинноволосый, и адский удар его посоха. Такое же вязкое, цепенящее ощущение (Марку довелось пережить настоящее землетрясение – ощущения незабываемые); такой же медленно тающий гул в ушах; такая же потеря ориентации – и такая же паника.

– Стадхеххе, – Гессех скрипнул зубами. – Кхамеммдеттей! Макхиггет!

Он схватил со стола мерцающий шлем, бросил цепь, надел шлем и направился к выходу. Марк подхватил цепь, схватил сумку, вскочил.

– Что случилось? – он догнал Гессеха у двери и снова повертел цепью у того перед носом. – Я тебе больше не нужен?

Тот распахнул дверь во мрак коридора. Через двадцать секунд они оказались в сияющем вестибюле – Марк прижмурил глаза, пересек за Гессехом квадрат основания и вышел на широкую лестницу.

Над городом поднимался гигантский столп черного дыма. Далеко справа внизу, у подножья холма, долину прожгло пятно такой же черной воронки – будто огромная раскаленная сфера выжгла в рельефе объем сферического сегмента. В диаметре метров триста; исчезло несколько зданий и метров сто пятьдесят стены; с ближнего края сохранился обугленный прямоугольник ворот – противоположные тем через которые они вошли в город.

– У вас что, тут война?.. – Марк остолбенел. – То-то я вижу – нет никого! И трупов такая куча! Там, в яме...

Дым поднимался и расползался над городом, застилая солнечный свет. Ветер принес странный едкий холодноватый запах, словно горел токсичный синтетический материал. В запахе ощущалась какая-то животная тошнотворность – а от нее какая-то животная паника.

– Или это у вас не война? – сказал Марк громко и бодро, стараясь подавить эту неясную панику. – Катастрофа какая-нибудь, техногенная? Что это такое, вообще?

– Макхиггет-ссой, – сказал Гессех, сверкнув радугами зрачков. – Хойггеэндсой. Мандехгем, – он хмыкнул, с презрением, развернулся – шлем разбросал облако искр – и скрылся в высоких дверях.

Марк догнал его в вестибюле и протянул руку с цепью.

– Если я тебе больше не нужен, оставь эту хрень себе.

Гессех обернулся.

– Касдеххентте, Гиттах ломергге.

Он вытащил жезл и тронул фибулу, которая перехватывала запястье. Камень фибулы тускло загорелся багровым, цепь расцепилась.

– Гиттах-ре меттенгге, оддетт ллекхеэллентге-каа, – он хмыкнул, теперь с горечью.

Затем направился к двери, из которой появлялся тот белый.

– А обед? – возмутился Марк, указав на левую дверь.

– Таах-даасейнгет, – отозвался Гессех, протянув руку туда же. – Векхейверт-кхаа ведхетт, – затем указал на вход и скрестил руки перед собой: – Ээресс тахдеххеййет-но.

– Понял, никуда не пойду. Только ты недолго. А то все съем без тебя.

Гессех отвернулся, прошел к двери и скрылся. Марк вернулся в трапезную, и, наслаждаясь уютом, тишиной и покоем, съел ровно половину чудного плода. И опять – странный фрукт оказался настолько полноценной пищей, что Марк почувствовал будто наелся не только за прошедшие сутки, но еще на сутки вперед. При этом еда не оставляла никакого желания расслабиться и «отдохнуть» – наоборот, возник прилив сил и энергии.

– Таахейнгес! – раздался голос.

Он стоял, мерцая в черном проеме дверей своими узорами; шлем (который, как видно, надевался только на улице) был в руках.

– Иди ешь, – Марк тронул поднос.

– Хойстатт, – Гессех провел ладонью в отрицательном жесте. – Дассемме каггдеххде-ххой, Гиттах ломерггест. Ссеэ векхедеххейсетт, – он шагнул в сторону и указал в открытую дверь.

Марк завернул плод в материю и положил в сумку.

– Потом где-нибудь съем. А ты, я вижу, зажрался.

Миновав мрак коридора, они вышли в свет вестибюля и прошли в первую дверь. Очередной коридор закончился очередной дверью, за которой оказалась лестница. Десять ступенек вниз, площадка-поворот налево; еще десять ступенек, еще поворот; еще десять – поворот, еще десять – поворот... Марк давно сбился со счета, а лестница, ввинчиваясь в недра земли квадратной спиралью, продолжала уводить в глубину. (Похоже, наверху как раз башня. Почему, интересно, они не сделают какой-нибудь лифт? По идее, раз плюнуть?)