– Ладно, – Марк хмыкнул. – Я же не сволочь какая-то неблагодарная. Ты меня спас от скучной и ледяной смерти, накормил, подарил такую классную штуку. Если тебе нужна эта хрень, не знаю пока что такое, я тебе ее принесу, и бесплатно... И вообще, ты классный чувак. Даром что и воняешь как смертный грех. Ладно, я двинул. Тах-таах-трах-тарарах.

Он вернулся за невидимую «перегородку» и медленно двинулся в темноту. Марк погружался в глубину этой тьмы, и ему становилось как-то страшно – оттого что совершенно не мог понять сколько этой тьмы вокруг. Эха, например, от шагов не было слышно вообще – под ногами будто стелился толстый ковер, и вообще в плане звука создавалось ощущение не объемного подземелья, а глухой сурдокамеры. Только призма багрового света по полу, верхняя часть которой растворялась где-то впереди во мраке, позволяла поверить во весь объем.

Создавалось вообще ощущение будто подземелье находится уже не здесь, в недрах горного кряжа, под сетью тоннелей, под блистающей башней, а в другом месте, и очень далеко. Конечно никакой телепортацией здесь не пахло. Марк не сомневался с детства, что все эти «телепортации» – во всяком случае, в характерном представлении спекулянтов-писателей – псевдонаучный бред, сам по себе, безотносительно мира; с картиной этого она бы не вязалась вообще. Но «ощущение ощущалось» – может быть, потому, что загадочное подземелье очень, нереально древнее?

Так или так, странное чувство некой чуждости, «непричастности» этого места ко всему что было там наверху – становилось сильней и сильней, по мере того как загадочный блеск впереди близился. Чувство становилось таким острым, что даже подумалось – а вдруг это огромное подземелье есть (и было) и в его мире? В недрах этого кряжа – над которым, там у него, летают, например, привычные самолеты? И до него можно как-нибудь, например, добуриться? В том мире на этой планете, в котором Марк родился и вырос? (Стоп, дикость какая-то, хватит про это думать, а то ведь свихнуться можно. Лучший способ не свихнуться – жить «здесь и сейчас».)

Наконец стало понятно, что блестит какой-то очередной шар. Вот он. До сих пор все такие кристаллы здесь были либо маленькие, с грецкий орех, – насаженные на все эти жезлы и посохи; либо небольшие, с футбольный мяч, – стоявшие на столах на «станциях»; либо огромные, метра, наверно, под полтора, – висевшие в воздухе на перекрестках. Причем, похоже, эти «типоразмеры» фиксированы – «орехи», «мячи» и огромные шары наблюдались пока только трех величин. Если их померить, они, возможно, все совпадут до какого-нибудь микрона.

Этот же шар, мерцающий отраженным светом в космической тьме, был размером с большое яблоко. И гладкий – простая сфера. И не темный (характерно темно-багровый, с оттенками в холодную и теплую сторону), а совершенно прозрачный. Он висел в пространстве на уровне пояса, и снова – создавалось ощущение будто не он висит здесь в этой космической пустоте, а вся эта пустота, весь вообще окружающий мир «нанизаны» на него – а он их как-то поддерживает, в некой закосмической бездне.

– Надо быстрее отсюда валить, – сказал Марк как можно бодрее. – Здесь можно легко свихнуться.

Он тронул «яблоко». Шар не двигался, словно был зафиксирован, «намертво». Да, но если Нейгетт, который здесь во всем шарит, явно рассчитывает его получить – значит шарик снимается? Марк осторожно потолкал шарик – безрезультатно. Тогда обхватил ладонью и попробовал просто снять – словно действительно яблоко, которое собираешься взять со стола, или аккуратно сорвать с черешка, например. Шарик спокойно «взялся», спокойно покинул место – вот он, простая хрустальная сфера в ладони; пальцы сквозь него видно даже в меркнущем красном свете.

Назад. Вот очерченный светом квадрат, в нем очерченный светом Нейгетт – внимательно наблюдает как Марк приближается, переступает запретную плоскость, протягивает хрустальный шар.

– Держи! Вот тебе твоя стекляшка.

Марк вытянул руку, ожидая, что Нейгетт возьмет сферу и спрячет под свои ужасающие лохмотья. Однако тот резко шагнул назад, почти отпрыгнул, выставил перед собой свободную руку.

– Риммайве-ле! – Марку вроде даже как показалось, что в голосе прозвучал страх. – Эхенгдетт эйсахх.

– То есть что? Я не понял. Зачем он тебе нужен тогда? Мне он не нужен нафиг, ты это понимаешь. Я его и обратно могу отнести, – Марк обернулся в бездонный мрак. – Хотя на место я его уже не верну, да. Если только куда-нибудь зашвырнуть, а он там сам как-нибудь.

– Геэссейммдетт-ххо, – Нейгетт указал посохом в сторону лестницы, очертив багровую дугу, от которой на долю секунды осталась тлеющая траектория – словно спираль погашенной лампочки.

– По-моему, «геэсс» я уже слышал. И, по-моему, после этого...