– Мы здесь, я понял.

Нейгетт стал чертить схему – линии, пересекающиеся под прямыми углами. Между перекрестками линий он обозначал засечки, между некоторыми – аккуратные стрелки вниз-вправо.

– Это ходы какие-то, что ли, тоннели опять?.. А эти риски – двери, или повороты, которые надо отсчитывать до перекрестков? А стрелочки – лестницы? А если там будут шахты? – Марк поставил ладонь параллельно дороге и поводил вверх-вниз.

– Ссой, – Нейгетт покачал головой. – Декхедеххеммдерт. Ведхетт, – он обозначил точку, – Ттайргес эйсенг вергейнгед, – снова указал на куртку, на правый карман, где лежал прозрачный хрустальный шар.

– Ну, что ты хочешь – я понял, это и дураку ясно, – Марк тронул карман. – Ты украл эту хрень, то есть я украл эту хрень, для тебя, и теперь хочешь ее куда-то воткнуть. То есть чтобы я воткнул, для тебя. Потому что тебе типа туда не «тахнуть». Опять эти «макхиггет» потому что, я понял. А как втыкать, и куда? Как я пойму?

– Ведхетт такхеммдем ттойдост, – Нейгетт посверлил его взглядом.

Ддейхерг

— Интересное дело, – сказал Марк когда, наконец, оказался внутри, под кристаллом башни. – Почему мой вонючий друг так смело меня сюда направил? Значит, надо думать, эта схема, – он повертел свитком, – все что мне нужно. А все остальное сделается как-то само. А мне нужно только куда-то тупо дойти. По этой схеме. Ладно, тогда вопрос номер раз — откуда идти? Где начало координат?

Он задрал голову, посмотрел в многогранник. Шар не подавал никаких признаков жизни; сгусток черно-багровой тьмы выпадал из интерьера башни – он казался какой-то объемной кляксой, шершаво-матовой, не вписанной гармонично в пространство, а грубо «всаженной», и совершенно чуждой.

Вообще, сейчас (и здесь), когда поверхности вдруг стали терять привычный полированный «лоск», стало казаться, что все конструкции начали как-то «разваливаться». Словно тонкая гармония, сочетавшая объем, форму и цвет всех здешних сооружений характерно-совершенным образом, вдруг стала теряться также, вместе с «лоском» узорной отделки. Словно бы этот узор проводил энергию – которая вдруг закончилась, а без нее все это великолепие вдруг стало вянуть. Именно «вянуть» – самое подходящее слово.

— Похоже, — Марк хмыкнул, оглядывая мрачнеющие, казалось, с каждой минутой недра башни, – я дернул какую-то батарейку. Или нет, не батарейку – какой-то генератор. А скорее всего – трансформатор. Все дохнет на глазах просто, без него. А у них тут какая-то, похоже, война – из-за этого «тейстера». А мой благовоняющий друг Нейгетт куда-то вписался, и, подло используя мои сверхвозможности, восстремился извлечь из них выгоду. Да и ради бога, — он снова задрал голову ввысь. — Мне-то что, жалко, что ли. Он, в общем, вполне себе клевый чувак. Спас, обогрел, накормил, одарил. А я же не сволочь какая-то неблагодарная. Да и вообще, если честно... Мне самому с каждым часом все интереснее... Только вот язык учить надо. Блин, мне бы эту штуковину раньше, -- он повертел в руке свитком. – А так я сейчас, конечно, не вспомню кто что где говорил... Ну, вспомню, но не так эффективно. Ладно. Итак, – он сделал три шага и оказался под самым кристаллом, в самой середине башни. – Будем считать, что это – начало координат. Ничего похожего на, например, шахту я тут не вижу, – он посмотрел под ноги, – так же как в той, самой первой башне, где мы с Эйнг...

Он не договорил. Шар над головой лопнул такой ослепительной вспышкой, что глаза отключились почти на минуту. Пронзительно-золотой огонь ударил так сильно, что буквально зазвенело в ушах.

– Твою мать! – Марк заорал, пригнувшись и закрывшись локтем. – Как мне все это остохренело!

Когда искристый туман в глазах, наконец, растворился, и интерьер башни обозначился снова, Марк вдруг заметил, что входов-ворот в башню теперь было не два, а четыре. К западным и восточным добавились северные и южные. Арки точно такие – только выводили не на бесконечную ленту дорог, к западному и восточному горизонтам, а открывались в какую-то новую черноту.

– Такого здесь еще не было, – Марк хмыкнул. – До этого все двери открывались вполне ортодоксально... Интересно, кстати, – может быть, это потому, что у меня эта хрень?.. Но, – он развернул свиток, – тогда все становится ясно... Что эта линия – не западная дорога, как можно сначала подумать... А северный тоннель. И да, кстати, вопрос, – сделав на север пару шагов, он остановился. – Там ведь темно – глаз выколи? У меня вообще есть эта другая хрень, с шариком, только я не умею их зажигать... Эх ты!

Он достал из-под куртки жезл «униформиста» – шарик ярко светился; так ярко, что кладка стены озарилась, а потускневший узор заблестел багрово-золотыми искрами.

– Четко, не спорю... Ну, я пошел тогда. Вот по этой вот линии... Интересно, а в той, самой первой башне – тоже может быть так? Ладно...

И он двинул в тоннель – в одной руке свиток со схемой, в другой – железка с сияющим камнем. По схеме, через некое расстояние должен был быть перекресток; как скоро его ожидать Марк, разумеется, не представлял. Можно пройти час, можно сутки, можно пять минут... Перекресток появился минут через десять – метров через шестьсот-семьсот.

– На следующем – направо, и там где-то, по ходу, лестница вниз. Вот типа стрелочка...

Еще десять минут тоннеля – еще перекресток; здесь на восток, и двигаем дальше. Через триста шагов по стенам, с юга и севера, обозначились двери; очень похожи на ту, за которой там, под башней у Нейгетта, оказалась ведущая к хрустальному шару лестница. Толчок – дверь бесшумно раскрылась; обнаружив за ней такую же лестницу, Марк нисколько не удивился.

Но едва он переступил этот очередной порог, как вздрогнул и остановился. За спиной, в гулкой глубине тоннеля, послышался звук. Словно звякнули друг о друга два звонких предмета – например, цепочка по жезлу; еще так позвякивали железки на «доспехах» Гессеха. Марк замер, похолодел, вслушался в гулкую тишину.