Он остановился, оглядываясь, и сразу стал замерзать – его просто заколотило. Вытащил из-за пазухи жезл – кристалл все такой же мертвый, матово-черный, какой-то шершавый глазу – в окружении полированного блеска звезд, камня вокруг, и снежных пиков вдали.

– Интересно, – Марк повертел жезлом, – если я прочитаю нужную формулу – оно сработает? Ну, если бы она у меня была... Если прочитаю правильно, аккуратно и без ошибок, как полагается? Да нет, вряд ли. У каждой медали есть обратная сторона. Блин, почему у них даже деревьев нет?! За все это время – ни одного! Веток даже не наломать! Я бы сейчас огонь хоть трением бы добыл.

Стараясь совладать с дрожью, двинулся дальше вниз. Когда он, наконец, спустился с верхнего склона, на галерею-балкон над нижним, под которым в холодном мраке простиралось холмистое плоскогорье, восточное небо над пиками уже глубоко синело. Холодно было непереносимо.

– Пошел бы и сдался, – едва проговорил Марк – зуб на зуб не попадал буквально. – Все равно погибать, что здесь от холода... Только не знаю куда идти. Только что на север, где дорога и башня... Нет, на самом деле – надо идти туда, потому что там дорога – значит, вся местная жизнь. Побежал...

Он (честно удивляясь откуда взялось столько сил – на все эти физические – и психические! – нагрузки последних дней) быстро зашагал на север. Шагал очень долго – часа, может быть, полтора; рассвет за восточным хребтом разгорелся уже в полноценное утро; слева, метрах в пятидесяти внизу, от склона в холодную даль стелилась плоскость круглых серых холмов; совершенно лысых – камень без вообще какой-то растительности. Он шагал очень долго, а башня не появлялась.

– Не может быть – чтобы я так далеко ушел, по этим тоннелям, – задрав вправо голову, он оглядывал седловины, которыми был регулярно продавлен кряж. – Вот точно в такой должна быть башня. Вот точно с такой стеной с севера – там еще такие как бы шестиугольные призмы, каменные... Ну ведь должна быть – куда она делать?

Затем показалась дорога. Полностью мертвая – тусклая матовая полоса, неопределенного цвета, опять же, какая-то «шершавая» глазу. Слева, на западе, она спускалась дальше к холмам своим характерным образом – ступеньками длиной здесь метров по шесть, – и растворялась в утренних сумерках вдалеке, на лысых вершинах холмов. Справа, на востоке, полотно уходило в расщелину под седловиной – где должна ведь быть башня – которой не было!

Он побежал; выбравшись, наконец, на серо-ржавое полотно, посмотрел на восток – и понял куда подевалась башня. Башни, да, больше не было – она просто обрушилась. Обрушилась таким же нереальным образом как несколько часов назад стены тоннеля – просто рассыпалась на составляющие элементы. Словно субстанция, державшая элементы кладки, все эти неповторяющиеся прямоугольники, вдруг испарилась, исчезла – и они, не собранные больше ничем, просто посыпались вниз, естественным образом, банально под действием гравитации.

– Ни хрена себе, – сказал Марк через минуту. Он был так ошарашен, что даже перестал мерзнуть. – Могу только предположить, что ее грохнул тот тип. Когда хотел меня замочить. И что все это связано с «тейстер», или как оно там. И все, больше предположить ничего не могу.

И он пошел к огромной куче серых «кубиков», еще недавно бывших полированной кладкой, на серо-фиолетовый перламутр которой было приятно просто взглянуть.

– Надо как-то перебраться на ту сторону... Нейгетт, интересно, там? И что эти стрелялки? Если у них какие-нибудь свои локальные батарейки, то мой благовоняющий друг, наверно, торчит там на месте. Если не свалил, конечно, когда увидел как эта хрень тут грохнулась.

Однако по мере того как завал приближался становилось понятно, что перебраться на ту сторону вряд ли возможно. Перевал завален наполовину; откосы завала слишком круты; без риска свернуть шею или переломать ноги не перебраться. Куча серых параллелепипедов, самых неповторимых конфигураций, тускло мерцая (словно бы «угасая»), возвышалась на фоне хрустально-рассветного неба; солнце, похоже, уже покинуло горизонт и часа через два поднимется здесь.

Наконец Марк оказался у края огромной кучи. Пытаясь прикинуть нельзя ли как-то все-таки перебраться на восточную сторону, он стал рассматривать прямоугольные камни очень внимательно – и вдруг, под северным склоном седла, углядел на нескольких «кубиках» темные крапинки-пятна. Всматриваясь, стал приближаться – показалось будто по камням тащили что-то текущее темным.

Дошел до крайнего камня – и понял, что это кровь. Влажные темные капли приходили цепочкой из-под завала; похоже, вон там была арка – развалило не полностью, вон дыра, через которую пострадавшему удалось пробраться наружу. Пострадавший – он где, и он кто? След крови уводит на северо-запад, как раз за скалу, сложенную из этих характерных шестиугольных призм.

Марк обогнул группу каменных шестиугольных столбов, сплавленных в огромный блок, и увидел лежащего человека. Подбежал – тот лежал лицом вверх, и если бы не борода и усы (точь-в-точь как в исторических фильмах, у герцогов пятнадцатого-шестнадцатого веков), то подумал бы, что это Гессех. Одежда и амуниция не отличалась ничем – тот же плащ, сапоги, те же вышитые узоры. Тот же, сверкающий под рассветным небом холодной радугой, шлем. Левая штанина лежащего сверкала от крови.

– Не иначе как мое привидение, – Марк присел, просунул три пальца за воротник. – Пульс вроде пульсирует...

Едва он убрал руку как человек очнулся. Открыл глаза, простонал, приподнял голову, оглядел что сумел, остановил взгляд на Марке. Зрачки сверкнули характерными искрами «линз».

– Кхи нейддве Марк, – больше сказать было нечего.

– Ддейхерг, нейддве-кхи... – да, этот он, тип с туманного перекрестка, – голос не спутать. – Лоттетт Нейгеттенггетт?

– Нейгетт там, – Марк указал на восток, за обвал. – Был. Ты тут не околел? – потер себя ладонями по плечам. – Холодно ведь!