Шрифт:
Но так ли это на самом деле?
— Мэдди. — Адам постукивает большим пальцем по рулю. — Ты ведь уже не в первый раз меня игнорируешь.
Аппетит окончательно пропадает — чувство вины сжимает мой желудок в плотный узел, в котором ничего не переварится. Я никогда не позволяла себе задуматься о том, как моё исчезновение сказалось на близнецах. Всё это время я была сосредоточена только на своей боли.
— Знаю. Это было паршиво с моей стороны.
Но, похоже, для меня это в порядке вещей. Потому что я — паршивый человек, который срывается на того, кто ей дорог, роняет прах брата в грязь и не может выдавить ни слезинки, хотя самый важный человек в её жизни мёртв.
— Думаю, это была твоя попытка спастись, — произносит Адам.
Я моргаю, не до конца понимая, что он имеет в виду.
— Что?
Но он не отвечает сразу. Вместо этого откусывает внушительный кусок буррито и пережёвывает его медленно, будто смакуя момент. Только потом продолжает:
— Я паниковал, — признаётся он. — После того лета, когда ты перестала отвечать на наши сообщения. Думал, с тобой что-то случилось. Я умолял Дома отвезти меня в Сиэтл, когда узнал, что ты переехала туда, чтобы убедиться, что ты в порядке.
— Ты правда так сделал? — У меня перехватывает дыхание, и я судорожно стискиваю ингалятор в кармане толстовки. Не уверена, что лёгкие справятся с этим разговором.
Он бросает мне кривоватую улыбку.
— Если это не было очевидно, я когда-то был слегка одержим тобой, Мэдди Сандерсон. — Он морщится. — Кажется, это черта семьи Перри.
Я не успеваю придумать, что ответить, прежде чем он продолжает:
— Но когда Дом понял, насколько всё серьёзно, он усадил меня и сказал, что это его вина, что ты уехала. Что он разозлил тебя, сделал что-то непростительное, и ты больше не хотела быть рядом. — Адам сжимает губу, проводя по ней большим пальцем — нервный жест. — Я был в ярости. Месяц с ним не разговаривал. Но я никогда не винил тебя.
У меня всё внутри сжимается от его признания.
— Должен был, — выдыхаю я. — Даже если я злилась на Дома, мне не стоило вычёркивать и тебя, и Картера. Мне не стоило уезжать…
Я запинаюсь, осознавая это только сейчас. Но говорю дальше:
— Мне не стоило оставлять вас.
Чёрт возьми. Я ушла. Я сделала с Адамом и Картером то же, что все в моей жизни всегда делали со мной.
Адам берёт меня за руку, сжимает пальцы в лёгком, поддерживающем жесте.
— Дом никогда не рассказывал, что именно сделал, но я могу догадаться. И он сделал это снова, да?
Он выбрал Розалин.
По крайней мере, так это ощущалось в тот момент, когда я стояла одна в той дурацкой комнате с павлиньими обоями, а он произнёс её имя. Сказал, что не приедет. Потому что Розалин нужна ему дома.
— Я буду отвечать на звонки, — говорю я вместо ответа. — И на сообщения. Обещаю. И приеду к вам. Хочу увидеть твою мастерскую.
Адам рассказывал о студии, которую арендует, и я уверена, там полно потрясающих вещей и пахнет свежим деревом.
Он снова сжимает мою руку.
— Отлично. Мне бы это понравилось. И ты можешь пойти со мной на его соревнования по плаванию. — Он кивает в сторону заднего сиденья. — Но сейчас мы говорим о тебе.
Я перевожу взгляд в зеркало заднего вида и встречаюсь глазами с Картером. Иногда он настолько молчалив, что о нём легко забыть. Но я никогда не забываю.
— Как жизнь, Картер?
Уголки его глаз собираются в хитрую улыбку. Моя попытка сменить тему была слишком очевидной.
— Нормально. Думаем с Адамом, стоит ли обмотать машину Дома пищевой плёнкой.
Я стону и опускаю голову на приборную панель, захлёбываясь волной сладко-горьких воспоминаний о выходках братьев Перри.
— Не надо. Дом, технически, ничего плохого не сделал. В этот раз, по крайней мере. Просто… — Я делаю дрожащий вдох. — Мы начинали что-то. И я поняла, что это плохая идея.
— Почему? — спрашивает Адам, но его голос звучит немного глухо — видимо, буррито оказалось слишком соблазнительным, чтобы сделать паузу.
Я пожимаю плечами.
— У нас не получится. По многим причинам.
Главная из которых — я сама.
— А ты счастлива с Домом? — спрашивает Адам, будто это самый простой вопрос на свете.
— С Домом я… — Я чувствую слишком многое.
Счастье. Раздражение. Волнение. Злость. Детский восторг.
Но больше всего… страх.
— Время, проведённое с Домом, только доказало, что у нас ничего не выйдет, — наконец говорю я. — И это нормально.
Пожалуйста, пусть это будет нормально. Пусть я смогу пережить это.
— Но это только между мной и твоим братом. Это не меняет моего отношения к вам двоим. Тогда не должно было, и сейчас я этого не позволю.