Как гостеприимная хозяйка я уступила Меллариусу свою любимую горошковую кружку. Он сидел на бревне и чинно пил мятный чай, аккуратно держа кружку широкими мозолистыми ладонями. О чем бы его в первую очередь спросить?

Все время, пока я разжигала огонь и кипятила воду, пчельник молчал. Казалось, он вообще согласился остаться только из вежливости и сейчас сидел, не зная, как бы поскорее сбежать.

— Итак, у вас есть семья? — сделав крохотный глоток чая, спросила я.

Спросила и тут же пожалела. Ну, какая у него семья? Либо одинок, либо вообще вдовец. Не похож мой новый знакомый на семейного человека. На человека, счастливого в семейной жизни.

— Моя семья это пчелы, — коротко ответил он.

— Как… мило. Да, очень мило, — закивала я. — Значит, больше никого?

Меллариус помолчал. Уставился в кружку, словно ища в ней ответы.

— Она отменила свадьбу, — наконец сказал он.

— О… — очень-очень неловко.

Да, Эйлин, ты просто мастер тактичности. И ведь даже сказать нечего. Все те пустые слова, что предписаны правилами этикета, не подходят для этой обстановки и этого человека. Слишком уж тут все настоящее. Горячий чай в металлической кружке, жужжание мух и угрюмый, но какой-то очень настоящий человек, сидящий напротив меня. Притворство и фальшь не для него. Он не поймет подобного.

— Мне очень жаль, — произнесла я, пытаясь взглядом и голосом выразить всю свою искренность. Мне действительно было жаль. Не следовало лезть в чужую душу.

Меллариус лишь пожал плечами.

— Что же, полагаю, что пчелы это тоже замечательная компания, — смена темы — неплохой вариант. Мой собеседник, кажется, ничуть не возражал.

— Да, — или возражал. Интересно, он всегда такой молчаливый или это только мне так повезло?

— У меня пчел нет, зато есть ласточка, что живет в сарае, и, конечно, муж, — под пристальным взглядом пчельника я стушевалась и начала болтать без умолку: — Муж, разумеется, не живет в сарае. Ничего подобного. Мы с ним живем в доме. В нашем замечательном доме, который вы назвали живым. Кстати, почему вы так сказали? Дом обладает какой-нибудь магией? Не подумайте, я ничего против магии не имею. Наоборот, это было бы очень славно. Мне всегда было интересно все магическое. Это так волшебно. Настоящие чудеса, понимаете? Не то что те странные самоходные кареты, что появились за морем. Говорят, за ними будущее, но я считаю, что это просто глупость какая-то. Впрочем, возможно, вы не согласны. Мой муж тоже, возможно, не согласен. Может, он поэтому так долго не возвращается — не хочет иметь дел с живым домом. К слову, вы случайно не знаете, где он? Не дом, конечно, а муж. Кажется, я его слегка потеряла.

Нервный смешок сорвался с моих губ и я постаралась заглушить его чаем. Похоже, я совсем одичала в этой глуши, даже не могу поддержать нормальную беседу. Министр обороны бы сказал, что за нас пусть говорят наши арбалеты, но у меня арбалет отсутствовал. Оставалось только изрядно потрепанное красноречие.

— Он ушел в город, — нарушил тишину Меллариус.

— Прошу прощения?

Ученица и наездник. Небесная академия

— Не стоит. Ваш муж, — повторил он, словно именно эти слова я не поняла. Пришлось молча кивнуть. — Ушел в Мизил.

— Возможно, вы знаете, куда именно? — в душе начала пускать робкие ростки надежда.

— Не знаю, — ответил он, не раздумывая.

— Но разве ваши пчелы?.. — осторожно спросила я.

— Думаете, я просил пчел следить за вашим мужем? — недоверие мелькнуло в глазах Меллариуса. Кажется, он даже понять не мог, как мне вообще подобная мысль пришла в голову.

— А разве…

— Я встретил его на дороге, когда шел смотреть, как цветут дальние луга. Спросил, как поживает. Обычная вежливость. Он сказал, что идет в город по очень важному делу. Говорил что-то о том, что собирается все изменить или что-то в этом роде.

— Он не упоминал, что именно хочет изменить? — я уже совершенно ничего не понимала. Куда мог исчезнуть Лаэрт? Что он хотел сделать?

— Не люблю лезть в чужие дела, — хмурился Меллариус. — Похоже, вы думаете, что я только и делаю, что прошу пчел собирать мне сплетни по округе. Они занимаются нектаром. Они делают мед. Вполне достаточно задач, чтобы прибавлять к этому слежку за чужими мужьями. Если что-то видят между делом, рассказывают мне, но специально просить их преследовать кого-то я бы не стал.

Самая длинная речь из всех, что пчельник произносил в моем присутствии до сих пор. И, разумеется, это отповедь. Потупившись, я промычала извинение.

— Я вовсе не считаю, что вы сплетник, просто мой муж пропал. Разве не естественно пытаться узнать как можно больше в такой ситуации?

Мужчина, казалось, смягчился немного. Он буркнул:

— Спросили бы у Кэсс, может, она что видела.

— Я… я решила, что не стоит ее беспокоить без крайней необходимости, — последовал дипломатичный ответ. Лучше уж так, чем признаваться, что ведьма меня пугает и соваться к ней лишний раз вовсе не хочется.

— Кэсс женщина странная, — какая-то непонятная эмоция промелькнула на его лице, — но знает много. Хотите разобраться, спросите ее.

— Может, вы можете помочь мне с этим?

Он скривился так, словно я предложила залезть в чан с ядовитыми змеями и там искупаться. Торопливый отказ звучал непривычно, учитывая размеренность речи пчельника. Взглянув на него, сосредоточившего все свое внимание на остатках чая в кружке, я ахнула:

— Это Кэсс! — осенило меня. — Кэсс была вашей невестой и отменила свадьбу.