— Отставить истерику! — цыкнул лейтенант, — Я, между прочим, следственных мероприятий еще не начинал даже!

Огнев, по-прежнему не отрывая взгляда от раны, рыкнул:

— Из команды легкораненых двух человек с оружием ко мне! Каурбек Инушевич, помогите мне удержать пациента, — и, обращаясь, к раненому, опять ровным тоном — Лежите, пожалуйста, спокойно, не мешайте обрабатывать.

Немолодой санитар что-то горячо заговорил по-осетински, удерживая раненого. Тот выдержал почти театральную паузу и все-таки лег, сказав не то санитару, не то врачу:

— Только из уважения к твоим сединам!

Снаружи затопали, в тамбуре перевязочной, не решаясь войти, появились двое с винтовками.

— Товарища лейтенанта НКВД с территории медпункта немедленно удалить, не останавливаясь перед применением оружия. Выполнять!

Осторожно наставив штыки, легкораненые посмотрели на лейтенанта. Тот вскочил, недоуменно озираясь. Такого приема ему еще не оказывали ни разу. Правая рука его неуверенно шарила по кобуре.

— Каурбек Инушевич, — продолжил Огнев по-прежнему ровно, — Тут под полотенцем моя кобура. Расстегните ее, пожалуйста, достаньте пистолет и будьте готовы подать. Но я все-таки надеюсь, что товарищ лейтенант НКВД одумается, — последнее слово он очень жестко выделил, — и перемываться после стрельбы мне не придется.

— Я с прокурором вернусь! — крикнул лейтенант, отступая к выходу.

— Отлично. Я надеюсь, он вас введет в рамки. Так, бинтуйте, запишите — слепое ранение предплечья левой руки в верхней трети, пулевое, предположительно, немецкий автомат. Кости, магистральные сосуды не повреждены. Ушиб нерва с частичным параличом кисти. Рассечение раны под новокаином, пуля удалена, стрептоцид перорально, эвакуация в неврологический госпиталь во вторую очередь. “Неврологический” подчеркните. Следующий.

— Он не мог так сказать! — раненый, уже почти успокоившийся, при помощи санитара садился, — У меня отэц воевал, награды имеет! Дед воевал, награды имеет! Прадед воевал, награды имеет! Как я им покажусь после таких слов?

— Не торопитесь, вас вылечат, вернетесь в строй. Не в этом году, возможно, но вернетесь и награды еще заслужите.

— Куй раюй Хоцка ба на кануй [собака лает, но не кусается, осет. Дигорский диалект], - добавил санитар, помогая раненому подняться, — Тебе лечиться, надо, а не нервничать. И ты в бою ранен, а не об гвоздь поцарапался. Машину спас.

— Спасибо, Каурбек Инушевич, уведите раненого, проследите, чтобы он удобно устроился в эвакуационной и возвращайтесь. Следующего сюда!

Там, снаружи, что-то еще выкрикивал уполномоченный Особого отдела дивизии лейтенант НКВД Нараевский, но тут были раненые, значит, ничего вне стен перевязочной не имело права отвлекать хирурга.

Едва дождавшись конца дежурства, прибежала Лилия Юрьевна, выяснять, что случилось, что это за странный лейтенант приезжал и почему обещал вернуться с прокурором.

— Я ничего не понимаю, — она беспомощно развела руками. — Никогда таких невежливых не видела. Я думала, он своих проведать приехал, о состоянии спрашивал, даже про расследование какое-то придумал, лишь бы в палату попасть. А он шуметь! И раз он лейтенант, почему шпала? — она беспомощно огляделась и отыскав глазами санитара, встретившего Нараевского первым, по-граждански поманила его рукой:

— Мансур, почему ты мне сказал, что он лейтенант? Разве у лейтенанта не “кубики” в петлицах?

— Нэ знаю, — санитар нетвердо понимал по-русски, не говоря уже о тонких различиях в званиях армии и НКВД, — Говорит — лейтенант, какой-то отдел дивизии…

Проснувшийся Денисенко выслушивал историю визита мрачный, как туча:

— Не “какой-то”, а Особый. Значит, лейтенант НКВД, потому и шпала, а не кубари. Почему меня не разбудили?

Последняя фраза была произнесена тоном, напоминающим отдаленный гром.

У бедной Лилии Юрьевны подкосились ноги, хорошо, что она сидела:

— К-как НКВД? Что случилось?! — прошептала она, почти в панике. — Т-товарищ… — звания мигом вылетели у нее из головы, — А-Алексей Петрович, он же вам ничего плохого сделать не может? Зачем он вам прокурором грозил? Как же я недоглядела, кто он такой? С ума сойти!

— Не надо! — сурово оборвал ее Денисенко. — У нас тут и так здоровых голов в дивизии некомплект. Давайте по-порядку. Якого бiса йому треба?

Выслушав историю с визитом Нараевского с самого начала, Степан Григорьевич некоторое время сидел молча, сцепив руки. Наконец поднялся, тяжелым шагом прошелся по палатке от стола к выходу и обратно.

— Вот мало мне было этих, что ЗКП в чистом поле потеряли, еще Особому отделу скучно живется! В другой раз — меня будить, хотя бы трое суток не спал, а будить! Это приказ. Пока вот что, нам дивизия все-таки обещала и транспорт сколько положено, и пополнение. Зараз съезжу и выясню, где они заблудились. А то наступление начнется — поздно будет спохватываться… — последнюю фразу он договаривал, уже надевая шинель.