Купивъ хлба на послднія деньги, она отказалась сть и только теперь замтила, что получила отвращеніе къ пищ. Ддушка же лъ съ жадностью и это ее немного утшало.

Опять потянулась та же самая дорога, что и наканун. Тотъ же удушливый воздухъ, та же кругомъ выжженная земля, та же безотрадная перспектива въ будущемъ. Всюду они встрчали ту же бдноту, т же страданія. Теперь въ ея глазахъ предметы рисовались мене отчетливо, шумъ раздавался не такъ громко, а дорога становилась все хуже и трудне: бдняжка отъ слабости часто спотыкалась, хотя и старалась бодриться.

Около полудня старикъ сталъ жаловаться на голодъ: она подошла къ убогой лачужк, стоявшей у самой дороги, и постучала въ дверь.

— Что вамъ тутъ нужно? спросилъ, отворяя ее, хозяинъ лачужки.

Онъ былъ страшно худой и жалкій съ виду.

— Подайте милостыню. Хоть кусочекъ хлба!

— Взгляните сюда, сказалъ онъ, указывая на валявшійся на полу свертокъ. — Это мой умершій ребенокъ. Три недли тому назадъ я, вмст съ 500 товарищами, лишился работы, и въ это короткое время у меня умерли вс трое дтей, вотъ этотъ — послдній. И вы думаете, что я могу подавать милостыню, что у меня есть лишній кусокъ хлба!

Двочка отошла отъ двери, которая тотчасъ же и затворилась за ней. Длать было нечего, она постучала у слдующей лачуги. Дверь сама подалась подъ ея рукой.

Въ этой хижин, повидимому, жили дв семьи, потому что въ двухъ противоположныхъ углахъ ютились дв женщины съ своими дтъми. Посреди комнаты стоялъ какой-то важный господинъ, весъ въ черномъ, держа за руку мальчика. Казалось, онъ только что передъ тмъ вошелъ въ лачугу.

— Вотъ, матушка, тной сынъ, глухонмой. Благодари меня за то, что я привелъ его къ теб. Сегодня утромъ его поймали въ краж и доставили ко мн съ поличнымъ. Другому бы не сдобровать, но я пожаллъ его ради его немощи. Откуда, думаю, глухонмой можетъ научиться чему нибудь путному? я и избавилъ его отъ наказанія. Впередъ смотри за нимъ въ оба.

— A мн вы не возвратите моего сына? подскочила къ нему другая женщина. — Мн, сударь, вы не отдадите моего сына, сосланнаго за такую же провинность?

— Разв онъ тоже былъ глухонмой? послышался грозный вопросъ.

— A по-вашему, сударь, нтъ?

— Ты сама знаешь, что нтъ.

— Неправда, онъ съ самой колыбели былъ и глухъ, и нмъ, и слпъ ко всему, что только есть хорошаго, честнаго на свт, кричала несчастная мать. — Видите ли, какое дило! ея мальчику негд было научиться добру, а моему было гд и у кого?

— Успокойся, матушка. Твой сынъ осужденъ по закону. Онъ не лишенъ ни зрнія, ни слуха, ни языка.

— Потому-то его и легче было совратить съ пути истины, не унималась та. — Если вы находите возможнымъ простить ея сына, говорите, что онъ не уметъ отличать добро отъ зла, какъ же вы не прощаете моего мальчика? Кто его-то училъ различать добро отъ зла? Вы, господа, имете такое же право наказать ея сына, котораго Господь Богъ лишилъ слуха и языка, какъ и моего, котораго вы сами лишили свта и разума. И сколько такъ-то погибаетъ и дтей, и взрослыхъ, глухихъ и слпыхъ разумомъ, пока вы такъ разсуждаете, чему ихъ учить и чему не учить, и ихъ сгоняютъ къ вамъ на судъ, и вы не имете къ нимъ жалости. Будьте-жъ справедливы, сударь, возвратите мн моего сына.

— Мн жаль васъ. Вы въ отчаяніи, поэтому не знаете, что говорите, промолвилъ важный господинъ, вынимая табакерку изъ кармана.

— Если я и въ отчаяніи, такъ черезъ васъ. Отдайте мн моего сына. Онъ будетъ зарабатывать хлбъ для этихъ несчастныхъ сиротъ. Ради самого Бога, будьте справедливы, сударь. Вы сжалились надъ этимь мальчикомъ, возвратите же и мн моего!

Двочка достаточно насмотрлась и наслушалась у этой двери. Убдившись, что отсюда никто не подастъ ей милостыни, она увела старика на дорогу, и они пошли дальше. И въ продолженіе всего этого тяжелаго дня она заставляла себя идти черезъ силу, разъ навсегда ршившись ни словомъ, ни движеніемъ не выказать слабости, которая съ каждымъ часомъ увеличивалась. Теперъ, когда ей поневол приходилось идти медленне, она рже останавливалась, желая вознаградить потерянное время. Уже вечерло, когда они подошли къ какому-то оживленному городу.

Улицы этого шумнаго города показались невыносимы для измученныхъ, убитыхъ странниковъ. Они было подошли къ одному, другому дому, прося о помощи, но ихъ отогнали отъ двери, и они поспшили уйти изъ города, въ надежд, что, можетъ быть, въ какой нибудь уединенной хижин сжалятся надъ ними и впустятъ переночевать.

Они съ трудомъ дотащились до послдней улицы и двочка уже чувствовала, что скоро силы совсмъ ее оставятъ, какъ вдругъ они увидли, что въ недалекомъ разстояніи передъ ними идетъ какой-то путникъ съ сумкой на спин. Одной рукой онъ опирался на толстую палку, въ другой держалъ раскрытую книгу, которую читалъ на ходу.

Догнать его, чтобы попросить милостыню, было не такъ-то легко: онъ шелъ довольно скоро и уже порядочно опередилъ ихъ. Но вотъ онъ остановился, — хотлъ внимательне прочесть какую-то страницу, — и двочка воспользовалась этой минутой. Окрыленная наденсдой, она выпустила руку ддушки и, подбжавъ къ незнакомцу, слабымъ голооомъ попросила его о помощи.

Когда тотъ повернулъ къ ней голову, двочка всплеснула руками, дико вскрикнула и, какъ снопъ, свалилась къ его ногамъ.