Он сполз со склона назад в ложбину и прокрался назад к дороге. Очутившись снова на полотне, он оправил куртку, поэлегантнее (насколько возможно) приладил на боку сумку, и направился к перекрестку. Похоже, девчонка никого увидеть не ожидала; Марк миновал южную плоскость параллелепипеда и сделал четыре шага, когда она, наконец, обратила на него внимание. Вцепившись в лепешку, девушка пружиной вскочила на ноги и в растерянности замерла. Она стояла, напряженно оглядывая незнакомца, однако через пару секунд, как видно, сделала какой-то свой вывод – напряжение растворилось, и теперь ее облик излучал любопытство.

Он же, чем больше стоял и смотрел, тем больше «не мог оторвать глаз». Лицо девушки отличалось каким-то загадочным благородством; чем больше Марк смотрел, тем более тонким и совершенным это благородство казалось. Оно сочеталось с глубоким, спокойным достоинством, и с чем-то таким чему подобрать слова было очень непросто – кристальная одухотворенность, ясная разумность, абсолютная адекватность – как-то так, что ли... И было несколько дико осознавать, что все это зачем-то скрывалось под черным мешком.

Она смотрела с разгорающимся любопытством. Марк, наконец, отметил чудесный молочно-медовый оттенок кожи, какой-то на самом деле «розово-рассветный» цвет губ (как видно, поэты – категория избранных, к которым снисходят такие видения); хрустально-золотые искры в глазах (или как там у поэтов правильно).

– Ллейсте? – произнесла девушка ясным, чистым, сильным голосом – в котором, как показалось даже, прозвенело радостное любопытство.

Марк понял, что девчонка спрашивает кто он такой.

– Марк... – и, как бы сама собой, вспомнилась фраза произнесенная Гессехом тогда в трапезной: – Нейддве-кхи.

– Эйнгхенне. Нейддме-кхи, эмм, – девушка улыбнулась. – Ллайхедде саттдеххдех-каа эмменг, – она указала на куртку и джинсы.

– Ну да... – Марк криво улыбнулся в ответ. – Я понял что ты имеешь в виду. А тебе-то зачем вся эта хрень? – он указал на черную хламиду и посох, сверкавший в траве у стойки параллелепипеда.

– Ойссехх, – девушка обернулась на посох. – Ддеххейстет, – она разломила лепешку, и снова озарилась своей волшебной улыбкой.

Марк стоял, опять же, «не в силах оторвать глаз», теперь от волос, каштаново-медной волной стекавших под черное одеяние. Наконец взял половину, отломил кусочек и зажевал. На вкус лепешка была похожа на сладковатую кукурузную, на ощупь – на рассыпчатую картофельную; в общем вроде ничего особенного, но в целом очень вкусно и сытно. (Из рук такой девушки, надо думать, кусок глины также окажется вкусным и сытным.)

– Эллас, – девушка указала на лепешку пальцем. – Хаймве-но. Каттде-ка?

– Вкусно...

– Лоттесс тахенгте? – спросила девушка, перестав улыбаться. – Лайнесс-ка? – она указала рукой вдоль северного луча перекрестка.

Тут Марк как-то резко, как-то даже болезненно ощутил – как дико ему повезло, что он встретил здесь эту волшебную девушку.

– Не знаю что ты там говоришь, но теперь я иду с тобой. Ты сама куда направляешься?

Девушка слушала, не сводя с Марка сияющих горячим золотом глаз. Солнце сверкало на волосах каштаново-медными зайчиками. Она кивнула, ответила своим ясным голосом:

– Тахенгме Лейнгергеммех сойтеэсседде, – и указала вдоль западного луча.

– Лейнгергеммех, – повторил он с воодушевлением. – Тебе тоже туда? Не может быть!

– Не может быть, – повторила девушка и рассмеялась – будто осыпала дождем золотых зайчиков. – Даасейргет, – она указала на половинку лепешки у Марка в руке. – Таахейнгес-кхаа! – снова указала на запад, отломила очередной кусочек от своей половинки и зажевала.

Вокруг царило такое сказочное спокойствие какого Марк никогда не видел, не слышал, никак не испытывал. Они стояли, жевали лепешку, глазели вокруг. На севере, востоке и юге – невысокие сплюснутые холмы; на западе – зеленый бархат предгорных низин, до самого горизонта; над головой – чистое синее небо, ни облачка... Он был готов стоять так целую вечность.

Он оглядел шоколадно-вишневый, почти черный шар-многогранник. Шар сверкал своими поверхностями, но, надо понимать, «не работал» – просто огромный драгоценный камень.

– Эйргедд, – сказала девушка, указав на граненую сферу.

– Такую штуку я уже видел, – кивнул Марк. – Гессех ее зажигал своей железякой, – он указал на посох.

– Гессех? – девушка отозвалась так заинтересованно, что даже перестала жевать. – Ка ойм кистенгге эйсенг?

– Если ты его знаешь, не удивлюсь. Я понял – он тут у вас какая-то шишка. Еще этот Гиттах, в белом – тот вообще...